И свет во тьме светит, и тьма не объяла его

Анонсированное еще в сентябре прошлого года главой Федерального архивного агентства РФ А.Н. Артизовым важнейшее и сенсационное событие  в культурной жизни Украины - выход в свет первой полной научной публикации дневниковых записей Александра Петровича Довженко за период с 1939 г. по 1956 г.,  прошло для нашей культурной Ылиты практически незаметно. Это ведь не очередная дележка Шевченковской премии,  или драка "за мову" в расчете на попил денег на ее "защите".

С российской стороны в издании дневников приняли участие Федеральное архивное агентство РФ, Российский государственный архив литературы, с украинской - Государственная архивная служба Украины и Центральный архив-музей литературы и искусства Украины. Сразу отвечу на подразумеваемый вопрос: тираж ничтожный - 2000 экземпляров.

Это первое академическое , неподцензурное и предельно аутентичное издание дневниковых записей великого режиссера за 1939—1956 годы. Туда же включены и ранее не публиковавшиеся по завещанию вдовы Довженко Юлии Солнцевой материалы, хранящиеся в Госархиве литературы и искусства РФ. Украинские записи даны по-украински с переводом на русский, русские - по-русски, с переводом на украинский. Это, как я уже отметила, наиболее полное издание дневниковых записей, за исключением пропавших после смерти Юлии Солнцевой папок «Сталин» и «Берия».

---

На отца, после освобождения Украины от немецко-фашистских захватчиков, добровольцем ушедшего в армию и разминировавшего на Западной Украине заминированные при отступлении немцами школы, больницы, другие объекты обеспечения, огромное впечатление произвело то, что украинцы убивали (чаще всего в спину) украинцев. Настолько, что пацифизм и борьба за полное разоружение в мире и попытки предложить идею духовных республик, стали идеей жизни.

Судя по этому отрывку из дневника, эта братоубийственная борьба  и на Довженко оказала огромное воздействие. Поскольку после получения т.е. незалэжности мы эту рознь получили "в наследство", думаю этот отрывок будет не только интересным, но и актуальным:

"Можно сделать в фильме интересную сцену такого содержания.
Возле села лагерь за колючей проволокой. В лагере военнопленные. Находятся они, конечно, в ужасных условиях. Стерегут их немцы и, предположим, часть из службы порядка, во всяком случае, что- то вроде Гусака-предателя или дезертира. И вот ночью через колючую проволоку между ними тихий разговор. Разговор тихий, чтобы никого не всполошить, и тем страшнее он своей острой ненавистью. Дальше они не выдержали и сцепились, схватив друг друга за грудь через проволоку. Они начали ломать друг другу руки. Потом они обнялись и душили друг друга через проволоку, и пленник не отпускал часового, чтобы тот его не застрелил. А чуть дальше пленные, сбившись в страшную, грязную кучу, пели «Ой закуковала серая кукушка».

Про що говорили вони. Про владу. Про соціалізм, про колгосп. Про Гитлера, про історію, про Богдана, про Мазепу, про все, це символічна, одвічна картина, многосотлітній двобій двох українців, ожорсточених од довгої важкої тернистої дороги. Про Сибір.

Може бути вартовий галичанин, чи гетьманець, чи може просто селянин з одного ж такі села. Розмова може вестися на загальних і на крупних планах, голова і дріт, голова і дріт і кров, і блиск очей, і зубів у темряві, і дріт терновий обвиває голову, і вгрузає шипами в чоло, і кров з чола капле, і біль, і ненависть, і пристрасть.

Може, по сюжету вартового підослали для того, аби він щось вивідав у полоненого після допиту. Абсолютно вірно.
На допиті партизан назвав себе нач<альником> партизанського загону, одмовившись давати пояснення. Оце він почує у таборі, завтра його розстріляють, і це остання спроба Гусака чи Персистого вислужитися перед німецьким начальством.
Так їх ранком і найшли обох, вони були мертві, в обіймах, обкручені дротом.

О чем говорили они. О власти. О социализме, о колхозе. О Гитлере, об истории, о Богдане, о Мазепе, обо всем, это символическая, вечная картина, многосотлетний поединок двух украинцев, ожесточившихся от долгой тяжелой тернистой дороги. О Сибири.

Может быть, страж галичанин, или гетманец, или, может, просто крестьянин из того же села. Разговор может вестись на общих и на крупных планах: голова и проволока, голова и проволока и кровь, и блеск глаз и зубов в темноте, и проволока терновая обвивает голову, и вгрызается шипами в лоб, и кровь со лба каплет, и боль, и ненависть, и страсть.
Может, по сюжету стража подослали для того, чтобы он выведал что-нибудь у пленного после допроса. Совершенно верно.
На допросе партизан назвал себя командиром партизанского отряда, отказавшись давать объяснения. Вот он услышит в лагере, завтра его расстреляют, и это последняя попытка Гусака или Персистого выслужиться перед немецким начальством.

Так их утром и нашли обоих, они были мертвы, в объятиях, скрученных проволокой.

Написати, що розмовляли і душили вони один до одного тихо, пошепки, щоб не дати нікому підійти. Тихо! Вони говорили про Тимошенка, і коли провокатор сказав, що Тимошенко перейшов на бік німців, партизан ударив його.
— Брешеш ти, таку твою мать!
— Не брешу, сам чув по радіо.
— Бреше ваше радіо.
Коли вартовий чув десь шелест чи що, він стріляв з автомата в небо.
— Стріляєте в небо, тіні своєї боїтеся, боягузи, злодії! — шипів партизан.
— Стріляємо, коли хочем. Є чим стріляти.
— Батьку своєму скажи дурному, продажна душа.
«І блідий місяць на ту пору з-за хмари де-де виглядав, неначе човен в синім морі то виринав, то потопав» .

Написать, что разговаривали и душили они друг друга тихо, шепотом, чтобы не дать никому подойти. Тихо! Они говорили о Тимошенко, и когда провокатор сказал, что Тимошенко перешел на сторону немцев, партизан ударил его.
— Врешь ты, растак твою мать!
— Не вру, сам слышал по радио.
— Врет ваше радио.
Когда сторож слышал где-то шорох или еще что, он стрелял из автомата в небо.
— Стреляете в небо, тени своей боитесь. Трусы, воры! — шипел партизан.
— Стреляем, когда хотим. Есть чем стрелять.
— Отцу своему расскажи глупому, продажная душа.
«И бледный месяц в эту пору один меж тучами мелькал, как будто челн в бурливом море то выплывал, то утопал».

Другое название: Заколдованное место
Режиссеры: Александр Довженко, Юлия Солнцева (Пересветова)
Сценарист: Юрко Тютюнник
Оператор: Борис Завелев

«Український націоналістичний фанатизм носиться по світу, як скажений рій розігнаних бджіл, дурних і роздратованих через нездійснення інстинкту. Утрачений розум, і загублене сумління, розпродане на житейських торжищах, ненависть, застаріла до всього світу, і розчарування, і почування своєї другорядності неприкаяних покидьків світу, і цілковита залежність од найлегшого подиху чи коливання міжнародних кон'юнктур, мінливих і зрадливих, як марево, утворили протягом чверті століття на земній кулі особливу, неповторну постать українського авантюрника-фанатика ідеї «суверенної України».

Щоденник, 1945 рік. О. Довженко


RU. «Украинский националистический фанатизм носится по миру, как бешеный рой разогнанных пчел, глупых и раздраженных-за неосуществления инстинкта. Утраченный разум, и потерянная совесть, распроданная на житейских торжищах, ненависть, застаревшая ко всему миру, и разочарование, и чувство своей второсортности неприкаянных отбросов мира, и полная зависимость от легкого дыхания или колебания международных конъюнктур, изменчивых и коварных, как мираж, образовали в течение четверти века на земном шаре особую, неповторимую личность украинского авантюриста-фанатика идеи «суверенной Украины».

Дневник, 1945 год. А. Довженко

                                   Довженко о Сталине:

( Read more... )

Второго апреля 1942 года Довженко записал в дневник диалог фронтового фотографа и воронежского старика крестьянина:

"– Что вы пишете, что фотографируете?
– Увековечиваем все ваши страдания...
– Может, не нужно?..
– Как это?
– Нужно жить чем-то добрым. Вы нам про доброе напишите и научите нас доброму и красивому. Хочется радости хоть капельку.
– Это лакировка.
– Не знаем. Пожалейте нас”."

Начало

«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

Народному комиссару внутренних дел СССР Гене­

ральному комиссару государственной безопасности

тов.Н.И.Ежову

Направляю донесение о продолжающихся неполадках в киносъемке фильма «Щорс» и упаднических настроениях кинорежиссера Довженко, вызванных его неуда­

чами в работе над этим фильмом.

Народный комиссар внутренних дел УССР комиссар

государственной безопасности 3 ранга Успенский

3 августа 1938 года

Оперуполномоченный 4-го отдела Шалимов 28 января в Киев вернулся Довженко после трехмесячного пребывания в санатории под Москвой. На первые числа февраля назначено продолжение съемок «Щорса». Довженко за съемки берется не совсем охотно, жалуясь на то, что за время его отсутствия съемочная группа, в особенности его помощник Л.Бодик, не провела надлежащей подготовки, не подыскала нужных актеров как на второстепенные роли (необходимо подыскать около 30 человек), так и на такую ответственную роль, как Щорс. ( ... )