России придется выступить в качестве защитника мира и последней надежды

16:50, 21 августа 2013

«Нас будут бить всерьез»

Противоречия интересов доминирующих держав и третьего мира зашли слишком глубоко. Неизбежно военное решение. России нельзя позволить отбросить себя и мир в хаос войны. Придется выступить в качестве защитника мира и последней надежды.

Моя работа заключается в том, чтобы создавать мировоззрение.

Она ничем не отличается от работы журналистов, например, «Эха Москвы» или «Ежедневного Журнала». Они тоже создают мировоззрение. И все мы, будучи образами и подобиями того, кто нас создал, и сами творим подобное себе. Именно поэтому мы работаем на разных ресурсах.

Потому что, хотя работа у нас одна, сами мы разные и творим разное. Именно поэтому я, Анатолий Александрович Вассерман, Алексей Кравецкий, Виктор Мараховский оказались сослуживцами друг друга и автора сериала «Большая Игра», а не сослуживцами авторов таких замечательных фраз, как «Пили бы баварское» и «Убивать, убивать, убивать! Залить кровью всю Россию, не давать ни малейшей пощады никому, постараться непременно устроить хотя бы один ядерный взрыв на территории РФ».

Выбор читателей определен именно тем, каковы мы. Читатель решает, в какой компании и какими глазами он хочет смотреть на мир и на самого себя.

Мне нравится давать читателю просторный горизонт, возможность посмотреть далеко, с большой высоты, увидеть стратегическую картину. Потом можно слегка опуститься вниз и высветить уже тактические цели: врагов, союзников, объекты интересов, союзы, интриги.

Так вот, на мой взгляд, пришло время слегка отвлечься от повседневной суеты и оглянуться вокруг, чтобы посмотреть на весь мир: как он изменился за последние пару лет? Чего требует от нас? Все того же, что и раньше, или его желания поменялись?

Мир изменился. Я чувствую это в воде, чувствую в земле, ощущаю в воздухе. Многое из того, что было, ушло, и не осталось тех, кто помнит об этом.

Я вижу это в новостях, я слышу это по радио. Я читаю об этом в интернете.

Что же ушло? Ушла болотная смута. Этот проект окончен. То, что мы сейчас наблюдаем: выборы мэра Москвы, возмущенные блогеры, плакаты с портретами «политических заключенных» ­– это последние судороги нежизнеспособного урода, созданного кое-как и в спешке.

Это не значит, что мы победили и можем наслаждаться плодами этой победы. Это значит, что с этого момента нас будут бить уже всерьез – как субъект, который доказал, что достоин серьезного отношения.

А Россия и правда заслужила серьезного отношения. Теперь Россия ставит перед собой новые задачи.

Это задачи евразийской интеграции – экономической через Таможенный союз, политической через Евразийский союз и военной через ОДКБ. Это, конечно, ставит во главу угла украинский вопрос, который во что бы то ни стало необходимо решить. А решение украинского вопроса невозможно без решения вопросов единства культуры и единства истории. Что, в свою очередь, требует проведения культурной и образовательной политики, которые совсем недавно в нашей стране отсутствовали.

Облаивание либералами единого учебника истории и «цензурной» деятельности Мединского происходит не только потому, что они инстинктивно ненавидят все единое, этот лай не просто нервная собачья реакция на закрутившиеся колеса у птицы-Тройки, это вполне целенаправленная информационная кампания по дискредитации инструментов по созданию того, что Хиллари Клинтон на нашей планете видеть не хочет.

Помимо вопроса единства страны вовне, придется решить вопрос единства страны внутри, что включает в себя окончательное решение кавказского вопроса. Точнее, вопроса действительности российской власти и законности на территории кавказских республик.

Болотный бунт закончен, но его бенефициары внутри страны никуда не делись. Никуда не пропали коррумпированные чиновники и преступные группы. Не исчезли сами собой сепаратистские движения. Не самораспустились русские, татарские и прочие националисты. Не утихли, а напротив, усилили работу внутри страны ваххабиты. Не потух террор на Северном Кавказе. Не переехали еще в Лондон последние олигархи.

Все это будет использовано. Все.

А это значит, что все эти проблемы нужно решать.

Но внутренние проблемы – это далеко не все.

Усиление Китая сдвинуло баланс не только в Тихоокеанском регионе, так что Япония внезапно стала заинтересована в союзе с Россией и, соответственно, смягчила свои позиции по вопросам Курильских островов, баланс нарушен во всем мире, и США рассматривают Россию как один из возможных инструментов против Китая. Военных инструментов.

Одновременно с этим США при участии Европы разжигают хаос в арабском мире. При этом Европа явно надеется, что, когда котел будет достаточно разогрет, европейским джентльменам хватит ресурсов влияния на заводил в этом котле, чтобы раскаленный поток исламского джихада потек только в сторону России, пощадив Европу. США же явно рассчитывают на то, что управлять этим джинном не сможет никто, огонь войны охватит весь континент, дав, таким образом, Америке временную фору, финансовые и военные рычаги для восстановления доминирования.

Особая прелесть выбранного рецепта, а именно ставка на исламистов, заключается в том, что если бы Америка и Европа пошли по старому сценарию, сделав ставку на одну из развитых стран, как в прошлый раз сделали ставку на Гитлера и Германию (например, на Польшу), то вопрос мог бы быть решен при помощи ядерного оружия. Но против того, что не имеет военного центра управления, единого руководства, баз снабжения, ядерное оружие бессильно. У него нет мишени.

Поэтому эту войну придется вести обычной армии.

А это значит, что России необходимо готовиться к сухопутной войне, одновременно предпринимая попытки предотвратить поджог арабского мира или хотя бы отсрочить начало главного действия, привлекая на свою сторону союзников методами, вполне сходными с пактом Молотова – Риббентропа.

Противоречия интересов доминирующих держав и третьего мира зашли слишком глубоко, и при этом «цивилизованный» мир не имеет экономических и политических рычагов для сохранения своего доминирования. Следовательно, неизбежно военное решение. И это решение обязано быть глобальным, потому что решает глобальную задачу.

Наш же интерес в этом деле – не позволить отбросить себя и мир в хаос войны, заставив «цивилизованных» мирно поделиться статусом и уровнем потребления.

То есть России придется выступить в качестве защитника мира и последней надежды.

Почему я не удивлен?

Полагаю, что к моменту кульминации мой сын как раз войдет в призывной возраст, а это значит, что я не имею права не сделать что-то, чтобы не облегчить ему работу.

Полагаю, что, посмотрев на мир моими глазами, вы вряд ли решите, что мы живем в скучное негероическое время в мире, в котором от нас ничего не зависит.

В этом мире сейчас от нас зависит все.

70 лет назад - 23 августа 1943-го года советские войска освободили Харьков

Наши танкисты прорываются к оккупированному Харькову


Август 1943 г. Обсуждение в штабе Южного фронта следующей операции. В центре (сидит) - командующий фронтом Ф. Толбухин, рядом - начальник штаба С.Бирюзов и член Военного совета фронта К.Гуров

Советские разведчики на Харьковском направлении. Август 1943 г.

Уличные бои за Харьков в августе 1943 г.

Уличные бои за Харьков в августе 1943 г.


Наши бойцы на улицах освобожденного Харькова

И для того, чтобы осознать - что значило для жителей оккупированного Харькова освобождение города, я републикую  отрывок из книги Александра Верта "Россия в войне 1941-1945", из главы "Немцы на Украине.Харьков в период оккупации" о политике немцев на Украине.

Александр Верт - военный корреспондент газеты "Санди Таймс" и радиокомпании Би-Би-Си, который провел в СССР период с июля 1941 по 1946-й включительно. Появление этой книги в 1964 и 1965 годах в США, Англии, Франции и ФРГ вызвало такие рецензии: "... Верт попытался показать, как война пришла в Россию и благодаря каким факторам в конечном счете не вермахт оказался в Кремле, а Красная Армия в Берлине". Газета "Цайт" вынуждена была признать, что эта книга "...разрушает некоторые любовно лелеемые у нас легенды и заботливо поддерживаемые табу, согласно которым вермахт якобы был совершенно не причастен к преступлениям и зверствам немцев в России".


Теперь, когда Красная Армия начала гнать немцев из Советского Союза, и в частности с Украины, мы должны ознакомиться с политикой немцев на оккупированных территориях, если только ее можно назвать политикой, ибо в действительности это была непрерывная цепь жестокостей и глупостей, иногда основанных на самых нелепых аспектах нацистской идеологии. Так, уже 16 июля 1941 г. Гитлер решил, что Крым должен стать чисто немецкой колонией, откуда всех «иностранцев» надлежит выслать или эвакуировать. Крыму предназначалась роль «немецкого Гибралтара» на Черном море. По мнению начальника немецкого Трудового фронта и руководителя организации «Сила через радость» Роберта Лея, Крым должен был стать гигантским курортом, излюбленным местом отдыха для немецкой молодежи. Позже Гитлер тешил себя также мыслью урегулировать с Муссолини южнотирольскую проблему путем переселения в Крым тех жителей итальянского Тироля, родным языком которых был немецкий.

После падения Севастополя в июле 1942 г. «герою Крыма» Манштейну был подарен один из бывших царских дворцов «крымской Ривьеры». Одним из самых сумасбродных «открытий» Розенберга было то, что с геополитической точки зрения Крым является-де частью германского достояния, ибо именно в Крыму еще в XVI веке жили последние готы. В декабре 1941 г. он предложил Гитлеру переименовать Крым в «Готенланд».

«Я сообщил ему, что думаю также о переименовании городов. Я считал, что Симферополь можно было бы назвать Готенбургом, а Севастополь — Теодорихгафеном…»

Но, каковы бы ни были планы Гитлера на послевоенный период, пока шла война, было не совсем удобно приступать к поголовной эвакуации из Крыма «иностранцев», тем более что крымские татары не только охотно сотрудничали с немцами, но и давали вермахту некоторое число солдат.

Однако по сравнению с Украиной Крым все же был побочной проблемой. Украина представляла собой огромную территорию, насчитывавшую до войны почти 40 млн. населения, и за ней твердо установилась репутация «житницы» страны и источника угля, железной руды и стали.

Нет смысла подробно рассматривать здесь все и всякие противоречивые мнения различных представителей нацистской иерархии по вопросу о том, что надо было сделать с Украиной. Розенберг вначале явно пытался проводить грань между «плохими» великорусами и украинцами, которых-де можно использовать в качестве оплота против русских. В начале 1941 г. Розенберг выдвинул бредовую, как всегда, теорию, что Киев был когда-то центром варяжского государства, чем и объясняются резко выраженные «нордические черты», а стало быть, и расовое превосходство украинского народа над русским. Потом, в мае, он разработал инструкции для будущих немецких властей на Украине. Несколько отступив от выдвинутой им прежде задачи немедленного создания самостоятельного государства, он наметил теперь два этапа; во время войны Украина должна была поставлять рейху товары и сырье, а впоследствии «свободное украинское государство, в теснейшем союзе с германским рейхом», стало бы обеспечивать влияние Германии на востоке:

«Для достижения этих целей одну проблему… необходимо разрешить как можно скорее: украинских писателей, ученых и политических деятелей надо заставить заняться работой по возрождению украинского исторического самосознания, чтобы преодолеть результаты пагубного большевистско-еврейского нажима, осуществлявшегося все эти годы на украинский народ».

Частью этой программы было создание в Киеве нового «большого университета» и технических академий, широкое чтение лекций на немецком языке, запрещение русского языка и усиленная пропаганда немецкого языка и культуры. Розенберг говорил, что будущее «украинское государство» должно простираться от «Львова до Саратова на Волге» (Примечание 1 в комментах)

Этот «либеральный» на первый взгляд план Розенберга, как и все его последующие варианты, не встретил, однако, одобрения со стороны Гитлера, Геринга, Гиммлера, так же как и рейхскомиссара Украины Эриха Коха, подчеркнуто основавшего свою резиденцию в провинциальном украинском городе Ровно, а не в Киеве, который он не намерен был сделать даже похожим на «столицу». Ни один из высших нацистских руководителей, кроме самого Розенберга, не принимал всерьез всяких уже много лет толпившихся вокруг Розенберга эмигрантов, вроде дряхлого старика Скоропадского, которого еще в 1918 г. немцы назначали гетманом Украины. Даже Бандеру, украинского буржуазно-националистического «лидера» Западной Украины и заклятого врага поляков и евреев, немцы в начале войны арестовали и отправили в Берлин, где он и был интернирован вплоть до 1944 г., когда немцы, оказавшись в очень трудном положении, решили, что даже он им, может быть, пригодится. Тем временем Западная Украина была попросту включена в состав польского «генерал-губернаторства», управлявшегося немцами.

Для Гитлера, Геринга, Гиммлера и Эриха Коха украинцы, как и русские, были «недочеловеками». Говорят, что Геринг однажды сказал: «Лучше всего было бы перебить на Украине всех мужчин… а затем послать туда эсэсовских жеребцов».

В 1941 г. его также очень радовала перспектива, что в будущем году в России умрет от голода 20-30 млн. человек. Кох, представитель самого крайнего направления теории «недочеловеков», был назначен правителем Украины по настоянию Геринга.

После занятия немцами Украины кучка украинских буржуазных националистов какое-то время еще пыталась подавать свой голос, особенно в таких местах, как Харьков, которые номинально оставались пока под юрисдикцией армии, а не Коха. Но им никто не оказал серьезной поддержки.

Для немцев Украина была, во-первых (и главным образом), источником продовольствия, во-вторых, источником угля, железа и других полезных ископаемых и, в-третьих, источником рабского труда.

Однако сельскохозяйственных продуктов с Украины поступало в Германию гораздо меньше, чем немцы рассчитывали, а их попытки возродить Донбасс, Кривой Рог и другие промышленные районы закончились полным фиаско; фактически немцам пришлось посылать уголь на Украину из Германии! И в сельском хозяйстве, и в промышленности они сталкивались с упорным сопротивлением населения; к тому же в сельском хозяйстве не хватало техники, и немцам пришлось завезти на Украину некоторое количество сельскохозяйственных машин; многие промышленные предприятия были эвакуированы на восток, на тех угольных шахтах и железных рудниках, которые советские войска не вывели из строя при отступлении, немцам пришлось столкнуться с нехваткой квалифицированной рабочей силы (поскольку многие шахтеры были тоже эвакуированы) и с сопротивлением тех шахтеров, которые еще оставались там.

По данным немецкой статистики, общая стоимость всех продуктов (кроме сельскохозяйственных), отправленных в Германию с востока (то есть из всех оккупированных районов советской территории, а не только с Украины), составила 725 млн. марок. С другой стороны, из Германии было вывезено на восток на 535 млн. марок угля и оборудования; таким образом, чистая прибыль составила всего 190 млн. марок! К этому следует прибавить еще различные местные поставки немецким войскам, оцениваемые в сумме 500 млн. марок, но даже в этом случае общий итог остается не слишком внушительным. По подсчетам Даллина, основанным на официальных немецких статистических данных, даже вместе с сельскохозяйственными поставками «контрибуции, полученные рейхом с оккупированных восточных территорий… составили лишь одну седьмую того, что рейх получил за время войны из Франции!»

Даже если большая часть того, что немцам удалось получить с оккупированных советских территорий, шла с Украины, все равно эта огромная богатая страна не дала рейху, не дала фашистам того, на что они рассчитывали. Население Украины не проявляло готовности даже к простому экономическому сотрудничеству (Примечание 2 в комментах).

Для немецкой оккупации Украины характерны были два явления — массовое истребление евреев и отправка миллионов молодых украинцев для рабского труда в Германию.

Если бы промышленность Донбасса, Криворожья и Запорожья и можно было пустить в ход (несмотря на то, что рабочий класс, или, вернее, то, что от него осталось, был настроен по отношению к немцам еще более враждебно, чем остальное население Украины), такая возможность исключалась еще из-за политики Заукеля, который обескровил промышленность на востоке, отправив всю наличную рабочую силу в Германию.

Отправка рабов с Украины началась в широких масштабах уже в феврале 1942 г.

Мы еще вернемся к вопросу об оккупационной политике немцев и о методах, применявшихся ими на советской территории, и на Украине в частности. А сейчас я приведу один из примеров того,[366] как эти методы выглядели в чисто человеческом плане. Это рассказ о моей поездке в Харьков после того, как советские войска первый раз, причем на очень короткий срок, освободили его в феврале 1943 г., в самый разгар своего наступления после победы под Сталинградом.
[...]
До войны это был крупный промышленный центр, но осенью 1941 г. его тяжелая промышленность была почти целиком эвакуирована. В национальном отношении город был преимущественно украинским, но почти треть его жителей составляли русские.

В феврале 1943 г., когда я поехал в Харьков, город был освобожден еще очень непрочно; советские линии коммуникаций были растянуты и находились в очень плохом состоянии; нельзя было исключать и угрозу немецкого контрнаступления.

Для немецкой оккупации Харькова (который находился в «военной зоне» и не был подведомствен Эриху Коху) были характерны следующие моменты:

сильнейший голод среди гражданского населения, особенно в первую зиму оккупации;

террор, особенно против людей, подозревавшихся в просоветских настроениях;

истребление евреев;

терпимость к «черному рынку», на котором очень активно действовали немецкие солдаты;

полное нежелание немецких властей поощрять какие-либо украинские националистические движения и в то же время стремление посеять рознь между украинцами и русскими;

искоренение русской и украинской культурной жизни и упразднение всякого образования (если не считать нескольких начальных школ);

известное поощрение кустарей и лавочников, но лишь очень вялые попытки немецких деловых кругов восстановить Харьков в качестве крупного промышленного центра;

стремление части украинской мелкой буржуазии (типа кустарей и лавочников) всеми силами приспособиться к трудным условиям, а главное выжить;

крайнее недовольство немцами из-за массовой отправки молодежи в Германию для рабского труда;[367]

существование советского подполья и широкое распространение антинемецких настроений в городе, в первую очередь среди детей и подростков, лишившихся возможности учиться.

Те органы «местного управления», которые существовали в городе — украинский бургомистр и его городской совет, — всецело подчинялись немецким военным властям.

[...]

До войны в Харькове жило 900 тыс. человек, но когда война докатилась до Украины и с запада начали стекаться беженцы, население города сразу увеличилось до 1200-1300 тыс. человек. Позднее, в октябре 1941 г., когда стали приближаться немцы, началась спешная эвакуация Харькова. Большинство крупных заводов, включая и огромный тракторный завод почти со всеми его рабочими, было более или менее успешно эвакуировано. К моменту прихода немцев в городе оставалось около 700 тыс. человек. Сейчас жителей было уже только 350 тыс. Что же случилось с остальными?

Советские власти объясняли исчезновение половины населения, остававшегося в городе в октябре 1941 г., следующими причинами: было установлено, что 120 тыс. человек, в большинстве своем молодежь, были угнаны в рабство в Германию; около 70-80 тыс. погибли от голода, холода и лишений, особенно в страшную зиму 1941/42 г.; около 30 тыс. было убито немцами, включая 16 тыс. оставшихся в Харькове евреев (мужчин, женщин и детей), остальные скрылись в деревнях. Проверка, которую я провел в последующие дни, показала, что данные о погибших от голода и т.п., как и данные о расстрелянных жителях — неевреях, были несколько (правда, немного) преувеличены, но в отношении евреев цифра была точной. С другой стороны, данные об отправленных в рабство в Германию были, безусловно, занижены.
[...]
Все эти люди на улицах Харькова были необыкновенно разговорчивы — чувствовалось, что каждый из них хочет рассказать что-то свое. Помнится, например, один уродливый, очень больной на вид маленький человечек. Он сказал, что вскоре после прихода немцев его арестовали и продержали под замком в гостинице «Интернационал» (теперь она сгорела), на этой самой площади, целые две недели почти без пищи. Затем его освободили. Но это было ужасно, каждую ночь он слышал, как людей уводили на расстрел: многие из них были коммунисты. До войны он был оптик; наконец немцы дали ему работу на большой харьковской электростанции, которая перешла в руки крупного немецкого концерна, но, поскольку советские рабочие вывезли все оборудование, немцам пришлось доставить сюда свое собственное. Раз в день рабочие получали горячую пищу, а хлеба по карточкам давали 300 г. «Платить, — сказал он, — полагалось 1 руб. 70 копеек за час, но, когда я через две недели пошел получать зарплату, немецкий чиновник подал мне 75 рублей. Когда я стал возражать, немец сказал: “Вычли налоги; можешь не брать, если не хочешь; еще одно слово, и я тебе дам в морду”». В дальнейшем он перебивался, продавая на рынке очки.

Ясно было, что тысячи людей ухитрялись сводить концы с концами торговлей на «черном рынке»: торговать приходилось всем — и тем, кто работал, и тем, у кого не было работы. «Если у вас были деньги, — сказала одна женщина, — то у немецких солдат можно было купить что угодно. Ручных часов у них были дюжины. Они их снимали у людей на улицах, а затем продавали на рынке». — «И не только часы, — добавила другая женщина. — Среди бела дня мою дочь остановил немецкий солдат; ему приглянулись ее туфли, и он велел ей снять их. Он их продал на рынке или отправил домой». — «Вашей дочке повезло, — сказал маленький человечек, — или она очень некрасивая. Они часто заставляли девушек следовать за ними». Многие из стоявших кругом закричали, что так оно и было и, что еще хуже, девушек силой загоняли в солдатские дома терпимости; немцы просто шли и выбирали хорошеньких девушек в очередях у «биржи труда». И в городе теперь, конечно, много случаев венерических заболеваний…

Затем люди стали рассказывать о казнях. О публичных казнях через повешение. Именно это, по-видимому, произвело на них самое глубокое впечатление. На углу Сумской улицы и площади Дзержинского стояло большое выгоревшее здание, в котором в дни оккупации помещалось гестапо. И вот несколько женщин стали взволнованно рассказывать, как в ноябре 1941 г. население созвали на площадь, чтобы зачитать объявление, а когда толпа собралась, нескольких человек сбросили с балконов здания гестапо с петлями на шеях, привязав концы веревок к перилам балкона. В городе были предатели, они-то и выдали немцам этих «красных».

Еще две-три женщины рассказали, какими разболтанными и деморализованными стали дети. Школы были закрыты, и ребятам приходилось нищенствовать на улицах или, у кого были маленькие ручные тележки, возить на них вещевые мешки и чемоданы немецких солдат или пакеты с «черного рынка», зарабатывая этим по нескольку рублей. «Половина наших, — сказала одна женщина с бледным лицом, — посылала своих детей самих зарабатывать себе на жизнь… Детишки, голодные, вынуждены были сами о себе заботиться — слыхали вы когда-нибудь подобное? При советской власти детям у нас давали все лучшее, а при этих немецких свиньях что стало? Теперь многие из этих ребят станут бездельниками, ворами и хулиганами. Но что им оставалось делать, когда кило хлеба на «черном рынке» стоило 150 рублей?»

Затем я разговорился с неким Черепахиным, рабочим на вид, который заявил, что во время оккупации он был в коммунистическом подполье, и рассказал много ужасающих историй о гестапо.
[...]
Затем он рассказал, как немцы проводили дискриминацию между русскими и украинцами: много украинцев служило в местной полиции — многих завербовали туда скорее насильно. Немцы почему-то предпочитали украинцев русским, хотя фактически украинцы ненавидели оккупантов не меньше, чем русские; даже украинским националистам, которые считали, что при немцах им будет жить замечательно, вскоре пришлось разочароваться.

С одним из них мне довелось поговорить в этот день на улице. Это был пожилой человек, круглолицый, с маленьким красным носиком; на нем было потертое пальто, обтрепанные серые брюки и расползшиеся по швам ботинки. Он сказал, что поступил на работу в городской совет, но нашел, что это не очень-то выгодно. Немцы платили ему только 400 рублей в месяц, а ему надо было содержать жену и детей, и он не мог прожить на эти деньги. Поэтому он и занялся спекуляцией на «черном рынке», ездил за Полтаву и привозил оттуда в Харьков муку. «Уж и натворили дел эти немцы, — сказал он. — Обещали нам новую Европу, да что-то ничего у них не получилось. Возможно, что немцы вернутся, — продолжал он, — но теперь уже никто от них ничего хорошего не ждет. Они упустили возможность». Даже этот маленький коллаборационист мало что получил от немцев…

Имелись, конечно, люди, особенно среди кустарей и лавочников, которые старались, как могли, приспособиться к условиям немецкой оккупации.

Одной такой оказалась женщина-парикмахер, которая приходила по утрам брить нас и офицеров Красной Армии, живших в том же доме. С ней приходил ее помощник, красивый мальчик лет пятнадцати, с голубыми глазами и длинными ресницами. Он относился к немцам гораздо враждебнее, чем она. Он повторил уже знакомую нам историю о том, как немцы вешали людей на балконах, а однажды днем он видел — это было в самом начале оккупации, — как они вели по улицам пятнадцать краснофлотцев. Гитлер велел, сказал мальчик, чтобы большевистских моряков не расстреляли, а утопили. Они были прикованы друг к другу наручниками, и, когда их вели, по обе стороны улицы люди стояли толпами и плакали. Моряки пели песню «Раскинулось море широко». И люди, все еще плача, стали петь вместе с ними. «Немцы, — сказал мальчик, — отвели их со скованными руками к реке и там утопили. Я этого не видел, но мне рассказывали другие…»

Он рассказал мне также, как немцы отвели 16 тыс. евреев — детей и старух, всех без разбору — к кирпичному заводу за городом и там, продержав две недели в лагере, всех убили; они также угоняли тысячи людей в Германию — заталкивали их в железнодорожные вагоны, как скот.

Молодая полная парикмахерша с нарумяненным лицом, накрашенными губами, маникюром и перманентом, облачившаяся теперь в красный берет и белый халат, призналась, что при оккупации ей жилось лучше, чем большинству людей. Она работала в парикмахерской у главного вокзала и 50% своей выручки отдавала хозяину-украинцу. Парикмахерская была маленькая, но работы было очень много. На прошлой неделе парикмахерскую разбомбили вместе с вокзалом и всеми зданиями вокруг. Она была болтлива, как все парикмахеры. «Что при немцах, что без немцев, — сказала она, — как-то жить надо. На триста граммов хлеба не проживешь. У меня четырехлетний ребенок, а муж уже больше трех лет в отъезде. Цены на рынке были просто ужасные — 130-150 рублей кило хлеба. Видели бы вы, как люди радовались в мае — думали, возвращается Красная Армия. Были, конечно, страшные вещи. Все эти повешенные — после этого несколько дней болеешь… И с евреями тоже было ужасно. Их гнали бесконечной вереницей по улицам; многие везли тачки или коляски с младенцами, и все плакали и причитали. Я могла бы еще понять, если бы они хотели выслать куда-нибудь евреев — но так убивать их всех, это уже слишком! — Затем она сказала: — Да, немцы бывают очень злые. Но были среди них и хорошие. А некоторые офицеры прямо с ума сходили по нашим женщинам, совсем голову теряли… Но наши женщины и правда гораздо интереснее немок. Немки эти были настоящие суки. Вели себя так, будто тут все ихнее. Здесь их были сотни. Лучшие квартиры отняли для немецких семей, и они тут с некоторыми украинцами пооткрывали магазины и рестораны… Если у какого-нибудь русского была хорошая квартира, то его обязательно из нее выкидывали…»

Я также узнал кое-что о трагикомедии, которую пережили украинские буржуазные националисты. Когда немцы впервые пришли в Харьков, группа украинских буржуазных националистов открыла газету под названием «Новая Украина». Судя по всему, среди сотрудников этой газеты не было ни одного известного человека: все писали под псевдонимами. Главный корреспондент подписывался именем старого украинского героя — «Петро Сагайдачный». Он возглавлял самозваный Украинский отдел пропаганды. Какое-то время немцы покровительствовали этим людям, но через два месяца сами расстреляли нескольких их главарей. Тем, кто остался в живых, немцы ясно дали понять, что хозяева теперь они. Они внушали это тысячами способов; так, например, все вывески и названия улиц были написаны сверху по-немецки и только внизу (да и то не всегда) по-украински. Хотя в театре ставилась украинская оперетта, программы печатались только на немецком языке. Профессор Харьковского технического института Крамаренко, который стал начальником управы одного из районов Харькова, вначале вел активную агитацию в пользу немцев; он выступал с речами, в которых пропагандировал идею развития «украинского национального самосознания». Когда же он и его друзья убедились, что немцы не заинтересованы в независимости или автономии Украины, они взбунтовались, после чего оккупанты выгнали Крамаренко с его поста и вскоре расстреляли.

Любченко и другие украинские интеллигенты, выпускавшие газету «Новая Украина», вскоре тоже поняли, что они сами себя обманывают; последней каплей явился для них момент, когда немцы в марте 1942 г. приказали им снять с первой страницы газеты гетманский трезубец, символ украинской автономии или независимости. С начала 1942 г., когда немцы стали рассматривать Украину прежде всего как источник рабского труда, не могло уже оставаться никаких сомнений в том, какую политику они будут проводить на Украине,

Для немецкой армии Украина была колонией, где положение подростков-украинцев было похоже на положение арабских мальчишек в Алжире в разгар французского колониализма. Самые молодые, кому советская власть дала больше всего, были и самыми фанатичными врагами немцев, да нельзя было не считаться и с тем, что миллионы украинцев оставались на «другой» стороне, сражаясь в рядах Красной Армии или работая в советской военной промышленности. Но для немецких солдат Харьков был чем-то вроде столицы, и многим из них жилось здесь очень неплохо. Театры посещали главным образом немцы, и в программах это учитывалось. В театрах ставили венскую оперетту, оперу («Аиду» и «Дон-Кихота»), часто устраивали «большие концерты из произведений Вагнера». Большинство артистов были немцы или австрийцы. В городе было множество ресторанов, кафе и домов терпимости; немцы ехали в Харьков целыми семьями, чтобы открыть какое-нибудь «дело». Кое-кому из местных жителей также удалось получить патенты на открытие лавок и киосков, а несколько дельцов завели в разных районах города рестораны и ночные клубы. Оккупация имела, конечно, своих спекулянтов, и не все они были немцами.

Одной из задач немецкой политики на Украине было истребление всей интеллигенции. Плохо обращались немцы с украинскими националистами, но еще хуже была судьба тех, кого они считали просоветски настроенными. Я видел несколько профессоров и преподавателей Харьковского университета и преподавателей 35 других учебных заведений, существовавших там при советской власти. Этим людям удалось выжить в условиях оккупации, но многие из их коллег погибли. Некоторых расстреляли как евреев, или членов партии, или по подозрению, что они члены партии, другие же покончили жизнь самоубийством. Были и такие, кто умер с голоду, особенно зимой 1941/42 г. Перед отступлением немцы уничтожили несколько университетских зданий, а библиотеки и лаборатории разграбили еще до этого. Преподаватели, оставшиеся в живых, кое-как перебивались, изготовляя кустарным способом спички или мыло для продажи на «черном рынке». Все высшие учебные заведения Харькова были закрыты, как и все 137 средних школ; потом разрешено было вновь открыть только 23 начальные школы. Больницы либо обслуживали немецкую армию, либо почти полностью бездействовали из-за отсутствия продовольствия и медикаментов.

Никакого строительства или восстановления разрушенного даже не намечалось. На Украине все постепенно разрушалось, гибло, но ничего не создавалось взамен. Во главе местных органов власти стояли немцы или украинские авантюристы, в некоторых случаях из белоэмигрантов, не обладавшие обычно ни чутьем, ни опытом. Украина была всего лишь источником продовольствия, сырья и рабского труда, хотя сырья и продовольствия оказалось меньше, чем надеялись оккупанты. Советская политика «выжженной земли» в промышленных районах с самого начала создала огромные трудности для немцев; рабочих, готовых работать на фашистов, не хватало, а в 1943 г. в Донбассе им пришлось превратить в шахтеров десятки тысяч советских военнопленных.

В тему:
Харьков во время немецкой оккупации

Путин: Таможенный союз примет защитные меры в случае ассоциации Украины с ЕС

«Если наши соседи (Украина) пойдут на существенную либерализацию таможенного режима с Евросоюзом, то на рынок Украины неизбежно хлынут товары достаточно неплохие по качеству и по цене, но это приведет к тому, что они будут выдавливать с собственно украинского рынка товары именно украинского производства. Тогда странам Таможенного союза придется подумать о защитных мерах», — заявил Путин в четверг на совещании по социально-экономическому развитию Ростовской области.

Путин пояснил, что в такой ситуации будет трудно понять маркировку товаров, страну их происхождения, что поставит российских производителей в «достаточно сложное положение».

«Украина не собирается пока вступать в Евросоюз. Речь идет о подписании соглашения об ассоциации на определенных, как наши эксперты считают, достаточно жестких для украинской экономики, условиях», — напомнил президент.

Кроме того,Россия проведет дополнительные консультации с Украиной об угрозах ее ассоциации с ЕС.

"Мы договорились с президентом Украины, буквально вчера разговаривали, о том, что мы проведем дополнительные консультации, и на следующей неделе должны в Москву приехать наши коллеги с Украины, которые на межправительственном уровне еще раз проанализируют возможные угрозы и поймут, они существуют реально или не существуют, и если да, то что с этим делать", - сказал Путин.

О неудачной попытке украинизации "Кофе Хауз"

Я не раз показывала примеры попыток украинизации русскоязычного пространства Киева в рамках кампании по украинизации. Очередной пример - щеневмерлыки обнаружили, что в сети "Кофе Хауз" обслуживающий персонал говорит по-русски!

Активист Ivan Filipovych пишет в своем фейсбуке:

"Мой опыт в КОФІ ХАУЗ
В канун Независимости Украины имел я вот такой опыт в сетевом кафе в Киеве, который привел меня в шок. Официантка упорно со мной общалась на русском языке, вроде бы и ничего страшного, но я не удержался, когда она каждое мою просьбу переводила на русский язык и просила подтвердить, именно это я имел в виду . Тогда я попросил все же общаться по-украински со мной, а не заставлять меня подтверждать ее российский вариант моего заказа. Она категорически отказалась, более того, когда я поблагодарив выходил из кафе работники даже себе позволили посмеяться мне вслед. Это заставило меня вернуться и попросить книгу жалоб.

И тут я открыл для себя что-то невероятное. К мне подошел молодой человек, работник кафе и посоветовал не тратить время на жалобу относительно украинского языка, поскольку руководство практически не реагирует на такие жалобы, а также насмехается над ними. Он показал мне эту брошюру, что на фотографиях и сказал, что согласно их стандартам они должны разговаривать на русском. Когда он на одном из тренингов спросил, можно общаться на украинском и эта брошюра напечатана для России, ему тренер и один из руководителей ответили: "ТОЛЬКО ПО-РУССКИ"! "Здесь (в Україні) всє прєкрасно понімают русскій язик і для 1% "повьорнутих" нікто стандарти мєнять нє будєт!"

Сеть "Кофи Хаус" российская сеть, но это ничего бы не значило, важно их отношение ко мне и моим согражданам, к моей земле, моему языку и т.д.!

Очень уместно в тему настоящего игнорировать эту сеть, или еще больше - указывать им на хамское отношение к Украине.

Обидно, но это последствия позиции части украинцев с утверждением: "мне без разницы, на каком языке общаться", на это им отвечают хамским унизительным отношением иностранные компании".

ОПГ «Свобода» будет судиться за национальное достоинство с владельцами бара «Веселый хохол»

Сегодня явно кулинарный день!


Не успела я сообщить о неудачной попытке украинизации "Кофе Хауз", как новая информация об Kampf ОПГ "Свободы" за украинизированное пространство и достоинство настоящего украинца!

Сумская организация партии ВО «Свобода» планирует в ближайшее время подать судебный иск на владельцев пивного бара «Веселый хохол» за оскорбление национального достоинства.

Вывеска «Веселый хохол» появилась на пивном баре на ул. Шишкаревской неделю назад. На ней изображен украинец в национальной одежде с пивной кружкой. Свободовцы потребовали от собственников бара сменить вывеску, однако те отказались.

«Употребление слова «хохол» относительно украинцев оскорбляет их национальное достоинство и разжигает межнациональную вражду, но владельцы бара пытались доказать мне обратное, а потом потребовали за смену вывески значительную сумму. Поэтому мы обсуждаем с юристами возможность подачи судебного иска против владельцев бара», — заявил представитель сумской организации ВО «Свобода» Михаил КУТОВОЙ.

Напомню в этой связи, что когда нацист Игорь Мирошниченко обозвал Милу Кунис "жидовкой" и сказал, что это историческое название, в котором нет ничего обидного, либерал-нацист Вахтанг Кипиани предложил вернуть историческое название "малорос". "Хохол" - такое же историческое название, как и "жид" или "малорос", поэтому вряд ли у человека, у которого все в порядке с самоидентификацией и самоуважением, может вызвать такие пароксизмы...

"Русские быстро дрессируют украинцев в Москве". А, может, это начинает свободно проявляться идентичн

Копельчук Ярослав, руководитель "Украинского молодежного клуба Москвы":

"Украинцы, даже рожденные в Украине, ведут себя совсем по другому. На этом фоне часто случаются удивительные кульбиты сознания. Есть украинцы, которые говорили на украинском, их прадеды воевали в УПА, а оно бегает с имперским триколором и нервно кричит "ни пяди русской земли". Я таких знаю. Русские быстро выдрессируют украинцев в Москве и во всей РФ. В отличие от других этносов, которые сами способны выдрессировать кого угодно".

Кто ж ему виноват, если он не понимает, что не дрессируют, а когда нет давления, в человеке пробуждается его идентичность?

Василий Жданкин – знаменитый украинский бард, кобзарь и бандурист, автор музыки и слов собственных песен, обладатель голоса редкой глубины и красоты.

Именно этот замечательный музыкант стал одной из самых ярких звёзд и обладателем Гран-при первого фестиваля «Червона Рута», состоявшегося в 1989 году в Черновцах. Именно этот легендарный фестиваль стал самым мощным толчком для развития дальнейшей карьеры Василия Жданкина. Уже на следующий год он становится лауреатом престижного украинского бардовского фестиваля «Оберіг» (Оберег), состоявшегося в 1990 году в Луцке, а впоследствии множества других фестивалей и конкурсов.

Сейчас работает и живет в г. Кременце Тернопольской области, поет в церковном хоре.

Великая Украина возможна только в составе Евразийского Союза

Пока в Киеве кучка нанятых национал-маргиналов под Администрацией Януковича  "давала отпор Росси"


под украинским посольством в Москве объясняли, что Великая Украина возможна только в составе Евразийского Союза:

Новые разоблачения Сноудена

Спецслужбы Великобритании управляют на Ближнем Востоке секретной базой, в задачи которой входит прослушивание и перехват телефонных звонков и сетевого трафика, пишет газета The Independent со ссылкой на документы, предоставленные беглым сотрудником ЦРУ Эдвардом Сноуденом.

Оборудование базы, точное местоположение которой не раскрывается, позволяет получать информацию непосредственно из подводных оптоволоконных кабелей в регионе. Собранный материал передается для анализа в британский Центр правительственной связи (GCHQ).

Данное сообщение свидетельствует о расширении круга британских СМИ, публикующих разоблачения Сноудена. Ранее информация от экс-сотрудника американских спецслужб в качестве эксклюзивных материалов появлялась в газете Guardian.

Редактор Guardian Алан Расбриджер ранее заявил, что газета якобы была вынуждена под контролем британских спецслужб уничтожить несколько жестких дисков, на которых хранились полученные от Сноудена данные. По его словам, уничтожение носителей информации в лондонском офисе издания контролировали два сотрудника GCHQ.

Пчёлы против меда, или российские "иностранные агенты" против новых грантов Госдепа США

Власти Соединенных Штатов разработали схему, предназначенную для того, чтобы помочь российским НКО по формальным основаниям обойти норму российского законодательства об «иностранных агентах». Как выяснили «Известия», программа «Российско-американского партнерского диалога» (The U.S.-Russia Peer-to-Peer Dialogue Program), которую ведет с 8 июля 2013 года посольство США в Москве, исключает выдачу грантов на «политические» проекты.

«Известия» ознакомились с инструкцией на подачу заявок по данной программе, разработанной Государственным департаментом США. В этом документе несколько раз — в разных разделах — подчеркивается, что средства не могут выделяться на поддержку проектов, которые носят политический характер.

«Проект не должен носить политический характер и должен быть направлен на партнерский диалог или взаимодействие на человеческом уровне по темам, представляющим взаимный интерес», — говорится в документе. В «Инструкции по заполнению заявки», пункт В. «Критерии соответствия заявки установленным требованиям» еще раз подчеркивается: «6. В проекте нет политической или диверсионной деятельности».

The U.S.-Russia Peer-to-Peer Dialogue Program входит в пакет «Программ по общественной дипломатии», отвечает за нее Бюро по вопросам образования и культуры. Контактным лицом в посольстве США указан заместитель атташе по культуре Стивен Маки, который работает в России с января 2012 года. В посольстве США комментировать новую схему отказались.

Ранее подобных ограничений в нормативных документах Госдепа не было — средства выделялись российским НКО «на развитие демократии». Однако принятие закона о деятельности НКО, в который вошла норма «об иностранных агентах», привело к серьезной обеспокоенности известных российских правозащитных организаций, получавших поддержку за счет зарубежных грантов. Активная кампания в СМИ, высказывания российских активистов и зарубежных политиков сводились к однозначной оценке нормы об «иностранных агентах» как способа политического давления на оппозиционно настроенные российские НКО. Считалось, что такие известные НКО-грантополучатели, как «Голос», МХГ и др., хотят лишить средств к существованию и вынудить к прекращению деятельности. Официальные заявления представителей власти о нормативно-юридическом характере нового закона, а также ссылки на зарубежную практику регулирования деятельности НКО (прежде всего в США) отметались как «пропаганда». На этом фоне новая «схема» Госдепа, как можно предположить, была направлена на «спасение» сети российских НКО, ориентированных на западные ценности и постоянно оппонирующих власти.

Между тем после вступления нового закона об НКО в силу события стали развиваться по неожиданному сценарию. Выяснилось, что Кремль увеличивает финансирование структур, действующих в интересах развития гражданского общества, до 3 млрд рублей (для сравнения: в 2006 году НКО было выделено 500 млн рублей). По мнению гендиректора Института внешнеполитических исследований и инициатив Вероники Крашенинниковой, после принятия закона об «иностранных агентах» для российских НКО стало выгоднее подавать заявку на грант от Кремля. Политолог считает, что Госдеп был озабочен возможностью ухода российских НКО из-под американского финансового «зонтика». Именно поэтому, как полагает она, власти США приняли меры к тому, чтобы представить свою поддержку российских НКО исключительно как общественно значимую и гуманитарную деятельность социального характера и тем самым позволить им избежать необходимости регистрироваться в качестве «иностранного агента».

Российские НКО, активно работавшие с западными грантооператорами, всячески открещивались от признания себя «иностранными агентами». Исполнительный директор ассоциации «Голос» Лилия Шибанова убеждена, что в России нет организаций, занимающихся политическими проектами.

— Есть организации, которые занимаются проектами по защите прав. Это пытки в милиции, тюрьмах, честные выборы. Такие проекты направлены на защиту прав политических и гражданских. Во всем мире стараются поддерживать фонды, которые занимаются гражданскими правами, гражданской защитой. Только в Африке, наверное, поддерживают социальные проекты. Мы также подаем и подали заявки на каждые конкурсы. Даже если конкурс организует США. Нам нет разницы, кто даст деньги, лишь бы организация вела проекты, — рассказывает она.

К большому удивлению наблюдателей в России и на Западе оказалось, однако, что «репрессивный закон» об НКО и правда, как утверждала кремлевская пропаганда, не препятствует получению российских грантов. В число кремлевских грантополучателей совершенно неожиданно вошли такие известные нонконформисты, как движение «За права человека» Льва Пономарева, Московская Хельсинкская группа и ассоциация «Голос». Стало похоже на то, что усилия госдеповских нормотворцев оказались не то чтобы тщетными, но слегка излишними. Более того, инициаторы обходных маневров попали в двусмысленное положение, столкнувшись с нелицеприятными оценками со стороны заслуженных российских правозащитников.

— Если они там под видом социальных проектов раздают гранты НКО, которые занимаются политическими проектами, то, естественно, они подпадают под закон об НКО, — считает председатель Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева. — Я очень удивлена, что посольство США решило финансировать такую программу для обхода закона об НКО, потому что раньше и USAID, и посольство США предпочитали выдавать гранты исключительно на социальные проекты. Мы в такой программе не участвуем и не будем, —добавила она.

Председатель межрегиональной правозащитной ассоциации «Агора» Павел Чиков солидарен с Алексеевой и уверяет, что его организация не намерена участвовать в программе, которая может стать каналом для обхода российского закона об НКО.

— Мы ни в каких подобных конкурсах не участвуем и тем более в конкурсах от посольства США не собираемся участвовать, — подчеркнул он.

Музыка: Колечко