Напрасный труд — нет,
их не вразумишь, —
Чем либеральней, тем они пошлее,
Цивилизация — для них фетиш,
Но недоступна им ее идея.
Как перед ней ни гнитесь, господа,
Вам не снискать признанья от Европы:
В ее глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы.
Федор Тютчев, 1867 г.
При наблюдении за позиционирующими себя в качестве оппозиционных украинскими и российскими политиками и массмедиа, дошедшими до призывов ввести санкции против собственных стран, возникает естественное желание понять генезис данного явления. Для этого необходимо рассмотреть его в развернутой исторической ретроспективе, что позволяет увидеть истоки психологической войны против государственных деятелей наших братских стран. Цель ее — заставить принять навязываемую извне безоговорочную капитуляцию.
Антиправительственные клеветнические кампании и в России, и в Украине имеют давние корни в отечественной истории. Еще с начала XIX в. начал формироваться слой (сколь ничтожный численно, столь и крикливый) псевдоэлиты, воспринимавший национально ориентированную власть в качестве главного и подлежащего уничтожению врага и ищущий поддержки (в том числе финансовой) за рубежом. Власти и ее сторонникам объявляется беспощадная, не имеющая никаких нравственных ограничений война. Знаменосцы же этих войн неизменно провозглашали себя моральными авторитетами нации, «демократами» и претендовали на роль носителей абсолютной истины, имеющих право судить и выносить приговоры.
Исчерпывающую характеристику подобным идолам деструкции дал один из наиболее глубоких отечественных мыслителей Семен Людвигович Франк. Он писал в «Вехах»: «Характерная особенность интеллигентского мышления — неразвитость в нем того, что Ницше называл интеллектуальной совестью, — настолько общеизвестна и очевидна, что разногласия может вызвать, собственно, не ее констатация, а лишь ее оценка... Лучи варварского иконоборчества неизменно горят в интеллигентском сознании...»
Конечно, Франк имел в виду не всю, а специфическую часть интеллигенции или, скорее, псевдоинтеллигенции. И тогда, и сейчас были подлинные интеллигенты — лечившие больных, строившие дома, честно служившие на государственной службе, учившие детей, двигавшие вперед науку. И было агрессивное меньшинство, избравшее своей целью — начиная с XIX в., — так называемое «просвещение» общества, ведущее к разрушению собственного государства с последующим выстраиванием его по западным лекалам.
Ничуть не устарело гениальное описание характерных представителей этого «креативного», как его вожаки теперь любят себя представлять, слоя, данное в «Бесах» Достоевского:
«— Слушайте, мы сначала пустим смуту, — торопился ужасно Верховенский, поминутно схватывая Ставрогина за левый рукав. — Я уже вам говорил: мы проникнем в самый народ. Знаете ли, что мы уж и теперь ужасно сильны? Наши не те только, которые режут и жгут, да делают классические выстрелы или кусаются. Такие только мешают... Слушайте, я их всех сосчитал: учитель, смеющийся с детьми над их богом и над их колыбелью, уже наш... Присяжные, оправдывающие преступников сплошь, наши. Прокурор, трепещущий в суде, что он недостаточно либерален, наш, наш. Администраторы, литераторы, о, наших много, ужасно много, и сами того не знают! С другой стороны, послушание школьников и дурачков достигло высшей черты; у наставников раздавлен пузырь с желчью; везде тщеславие размеров непомерных, аппетит зверский, неслыханный... Знаете ли, знаете ли, сколько мы одними готовыми идейками возьмем? Я поехал — свирепствовал тезис Littre, что преступление есть помешательство; приезжаю — и уже преступление не помешательство, а именно здравый-то смысл и есть, почти долг, по крайней мере благородный протест».
Есть и другая, не менее точная характеристика великого знатока людских душ, не побоявшегося высказать свои «неполиткорректные», по современной терминологии, мысли с предельной прямотой: «Наш русский либерал прежде всего лакей и только и смотрит, как бы кому-нибудь сапоги вычистить».
( Read more... )В молодости будущий главный цензор был близок к петрашевцам, активно сотрудничал в антиправительственных изданиях и ему было потом крайне трудно морально порвать с этой не прощавшей ни малейшего инакомыслия средой. Кроме того, Феоктистов был талантливым историком, автором ряда не утративших до сих пор ценности работ по истории России и международных отношений, обладал острым пером, что при всем желании не давало возможности объявить его примитивным бюрократом, способным лишь на подавление «творческих личностей».
Постепенно либеральный тоталитаризм начинал все более претить Феоктистову, и он отошел от антиправительственной оппозиции. Эволюция мировоззрения видна уже по журналу «Русская речь», который он некоторое время редактировал. Издание нельзя назвать традиционалистским и проправительственным, но в нем прослеживается неприятие былого нигилистического радикализма.
Представляется, что полное духовное перерождение Евгения Михайловича произошло во время польского восстания 1863 г., продемонстрировавшего не только лицемерие европейских правительств, поощрявших пролитие как можно большего количества русской и польской крови. Еще более его поразило поведение либеральных кругов, не скрывавших ненависти к собственной армии и презрительного равнодушия к судьбе украинских, белорусских и литовских крестьян.
Это и предопределило дальнейший жизненный выбор — Феоктистов поступил на государственную службу, где благодаря проявленным способностям дослужился в 1883 г. до должности главного цензора. Принятое решение потребовало от Феоктистова гражданского мужества — людей, выбиравших эту нелегкую стезю долга, оппозиционные торквемады немедленно подвергали остракизму и изобретательной травле, не щадя и членов семьи. Печальная традиция — у нас почти во все времена значительно большим мужеством должны обладать сторонники власти, а не оппозиции, обычно пользующиеся фактической безнаказанностью при демонстративном нарушении закона.
Цензорская служба для Феоктистова была вовсе не примитивным «тащить и не пущать». Он понимал, что именно слово лежит в основе последующего за ним действия, и моральное поощрение в печати насилия обязательно его воскресит. Главный цензор совсем недавно воочию наблюдал, как терроризм в царствование Александра II встречал плохо скрываемое одобрение либеральных СМИ, делавших убийц из «Народной воли» почти национальными героями. В свою очередь это порождало новое насилие, когда некоторые из обманутых малых сих начинали жаждать пролития крови «во имя народа».
Свою миссию Феоктистов видел не столько в репрессиях (за время службы им были закрыты всего два издания), сколько в создании атмосферы искреннего сотрудничества правительства и печати. Конечно, в нездоровой атмосфере с водруженными на пьедестал либералами идолами «свободы», ставшими объектом поклонения немалой части интеллигенции, это было нереально. Но во всяком случае ему удалось прекратить поддержку печатью нигилистической вседозволенности, что сделало возможным спокойное созидание в короткую, но величественную эпоху Александра III.
Список выдающихся государственных деятелей, ставших жертвами клеветы, можно продолжать. Для отечественной истории выработался привычный алгоритм. Любой государственный деятель, честно выполняющий свой долг, отказывающийся становиться марионеткой внешних сил — и в прошлом, и в настоящем немедленно подвергается изощренной травле самозваных «оппозиционных» судей. Но действует эта оппозиционная загонная охота лишь на слабые души, а сильных укрепляет в сознании своей правоты и правильности избранного пути служения народу.
Полностью читать здесь
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif){kind=small}
