Свидомый лагерь садомазохистски уже начал танцевать на костях наших предков и отмечать очередную годовщину голодомора размещением вот такого изображения:
Самый большой за всю историю Украины, голод был при советской власти в 1933 году. Это первое осмысленное воспоминание моей жизни. Бабка месила в деревянном корыте мамалыгу, я вертелся рядом: не перепадет ли кусочек. А отец, осунувшийся и усталый, сидел на табуретке и рассказывал. Он только что вернулся из-под Умани, где проводил коллективизацию. Раньше, бывало, приезжая, он привозил муку, горшочки с медом, потом перестал; и на этот раз не привез ничего. – Ну, загнали мы крестьян в колхозы револьверами, – говорил отец. – А они работать не хотят. Опустили руки и ничего не делают. Скот передох, поля остались незасеянными, заросли бурьянами. Говорить с людьми, столковаться – нет никакой возможности. Замкнутые, тупые, молчат, словно не люди. Сгоним на собрание – молчат, велим разойтись – расходятся. В общем, нашла коса на камень. Мы им: колхозы или смерть. Они на это: лучше смерть. Говорят: Ленин пообещал нам землю, за это революция была. И вот это одно задолбили, и стоят на том. Какая-то немыслимая, полоумная крестьянская забастовка, жрать больше нечего… – Господи, – охала бабка, – так что ж ты там ел? – Нам, коммунистам, выдавали по талонам, чтоб не сдохли, немножко деревенским активистам тоже, а вот что ОНИ жрут – это уму непостижимо. Лягушек, мышей уже нет, кошки ни одной не осталось, траву, солому секут, кору сосновую обдирают, растирают в пыль и пекут из нее лепешки. Людоедство на каждом шагу. – Людоедство! Господи! Как же это? – Очень просто. Скажем, сидим мы, в сельсовете, вдруг бежит деревенский активист, доносит: в такой-то хате девку едят. Собираемся, берем оружие, идем в эту хату. Семья вся дома в сборе, только дочки нет. Сонные сидят, сытые. В хате вкусно пахнет вареным. Печка жарко натоплена, горшки в ней стоят. Начинаю допрашивать: – Где ваша дочка? – У город поихала… – Зачем поехала? – Краму (Ткани – Укр.) на платье купить. – А в печи в горшках что? – Та кулиш… Выворачиваю этот «кулиш» в миску – мясо, мясо, рука с ногтями плавает в жире. – Собирайтесь, пошли. Послушно собираются, как сонные мухи, совсем уже невменяемые. Идут. Что с ними делать дальше? Теоретически – надо судить. Но в советских законах такой статьи – о людоедстве – нет! Можно – за убийство, так это ж сколько возни судам, и потом голод – это смягчающее обстоятельство, или нет? В общем, нам инструкцию спустили: решать на местах. Выведем их из села, свернем куда-нибудь в поле, в балочку, пошлепали из пистолета в затылок, землей слегка присыпали. – потом волки съедят.
Я не знаю, что это и когда написано, если действительно в 1967 году в "Посеве" подобное выходило, то понятно, почему у создателей стеллы, посвященной "Бабьему Яру" начались проблемы, - для определенной группы антиллигенции бабий Яр, получается, стал символом дули в кармане, но вот здесь очень хорошо показана психология тупого, ограниченного сельского жлоба:
"И все эти годы он не переставал ненавидеть власть «этих босяков и убийц» и «нет, не хозяев».
Его, бывшего крестьянина, в окончательный ужас привела коллективизация с ее колхозами, вызвавшая невиданный голод. Строительство заводов, шумно расписываемые в те годы Днепрогэс, завоевание Северного полюса там или неба – были деду решительно «до лампочки».
Северный полюс завоевали, зато когда дед с бабкой завели, наконец, свою радужную мечту – корову, ее нечем было кормить. Очереди за комбикормом были, как туча. Рядом с хатой, за железнодорожной насыпью огромный богатый луг пропадает, а пасти нельзя".
- Неважно, как ты живешь, главное, чтобы такой как ты не выделялся, не мечтал о всяких Днепрогесах и ракетах и чтобы всякий сверчок знал свой шесток, а "над тобой" был настоящий хозяин, ХОЗЯИН.
Кузнецов писал роман с начала 1960-х, в 1965 вышел в "Юности" журнальный вариант 2 миллионным тиражом, курсив - порезано тогда цензурой и редакцией, в квадратных скобках - самоцензура автора в 1965 году.
Полный "Бабий Яр" вышел в "Посеве" в 1970 году.
А этот дедок Семерик - типичный подкулачник/подкуркульник! Я удивился, что его не закрыли тогда! Вот такие и помогли голоду 1932-33 года дальше некуда!
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
varjag_2007
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
А. Кузнецов, "Бабий Яр", 1960-69:
Date: 2010-11-23 10:02 am (UTC)Самый большой за всю историю Украины, голод был при советской власти в 1933 году. Это первое осмысленное воспоминание моей жизни.
Бабка месила в деревянном корыте мамалыгу, я вертелся рядом: не перепадет ли кусочек. А отец, осунувшийся и усталый, сидел на табуретке и рассказывал.
Он только что вернулся из-под Умани, где проводил коллективизацию. Раньше, бывало, приезжая, он привозил муку, горшочки с медом, потом перестал; и на этот раз не привез ничего.
– Ну, загнали мы крестьян в колхозы револьверами, – говорил отец. – А они работать не хотят. Опустили руки и ничего не делают. Скот передох, поля остались незасеянными, заросли бурьянами. Говорить с людьми, столковаться – нет никакой возможности. Замкнутые, тупые, молчат, словно не люди. Сгоним на собрание – молчат, велим разойтись – расходятся. В общем, нашла коса на камень. Мы им: колхозы или смерть. Они на это: лучше смерть. Говорят: Ленин пообещал нам землю, за это революция была. И вот это одно задолбили, и стоят на том. Какая-то немыслимая, полоумная крестьянская забастовка, жрать больше нечего…
– Господи, – охала бабка, – так что ж ты там ел?
– Нам, коммунистам, выдавали по талонам, чтоб не сдохли, немножко деревенским активистам тоже, а вот что ОНИ жрут – это уму непостижимо. Лягушек, мышей уже нет, кошки ни одной не осталось, траву, солому секут, кору сосновую обдирают, растирают в пыль и пекут из нее лепешки. Людоедство на каждом шагу.
– Людоедство! Господи! Как же это?
– Очень просто. Скажем, сидим мы, в сельсовете, вдруг бежит деревенский активист, доносит: в такой-то хате девку едят. Собираемся, берем оружие, идем в эту хату. Семья вся дома в сборе, только дочки нет. Сонные сидят, сытые. В хате вкусно пахнет вареным. Печка жарко натоплена, горшки в ней стоят.
Начинаю допрашивать:
– Где ваша дочка?
– У город поихала…
– Зачем поехала?
– Краму (Ткани – Укр.) на платье купить.
– А в печи в горшках что?
– Та кулиш…
Выворачиваю этот «кулиш» в миску – мясо, мясо, рука с ногтями плавает в жире.
– Собирайтесь, пошли.
Послушно собираются, как сонные мухи, совсем уже невменяемые. Идут. Что с ними делать дальше? Теоретически – надо судить. Но в советских законах такой статьи – о людоедстве – нет! Можно – за убийство, так это ж сколько возни судам, и потом голод – это смягчающее обстоятельство, или нет? В общем, нам инструкцию спустили: решать на местах. Выведем их из села, свернем куда-нибудь в поле, в балочку, пошлепали из пистолета в затылок, землей слегка присыпали. – потом волки съедят.
http://www.imwerden.info/belousenko/books/kuznetsov_a/kuznetsov_babij_jar.htm
Re: А. Кузнецов, "Бабий Яр", 1960-69:
Date: 2010-11-23 12:49 pm (UTC)"И все эти годы он не переставал ненавидеть власть «этих босяков и убийц» и «нет, не хозяев».
Его, бывшего крестьянина, в окончательный ужас привела коллективизация с ее колхозами, вызвавшая невиданный голод. Строительство заводов, шумно расписываемые в те годы Днепрогэс, завоевание Северного полюса там или неба – были деду решительно «до лампочки».
Северный полюс завоевали, зато когда дед с бабкой завели, наконец, свою радужную мечту – корову, ее нечем было кормить. Очереди за комбикормом были, как туча. Рядом с хатой, за железнодорожной насыпью огромный богатый луг пропадает, а пасти нельзя".
- Неважно, как ты живешь, главное, чтобы такой как ты не выделялся, не мечтал о всяких Днепрогесах и ракетах и чтобы всякий сверчок знал свой шесток, а "над тобой" был настоящий хозяин, ХОЗЯИН.
Re: А. Кузнецов, "Бабий Яр", 1960-69:
Date: 2010-11-23 06:01 pm (UTC)Полный "Бабий Яр" вышел в "Посеве" в 1970 году.
А этот дедок Семерик - типичный подкулачник/подкуркульник! Я удивился, что его не закрыли тогда! Вот такие и помогли голоду 1932-33 года дальше некуда!