Интервью с предателем Резуном
Oct. 13th, 2010 09:44 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
varjag_2007Ровно четверть века назад вышли в свет книги Виктора Резуна «Ледокол» и «Аквариум». Когда-то Суворов утверждал: он «ушел», чтобы не стать козлом отпущения за провал операции ГРУ, вызванный непрофессионализмом нового резидента — брата советника Брежнева, потом говорил, что хотел написать «Ледокол», замысел которого созрел в нем еще в 1968-м и настоятельно требовал выхода...
«ВЫ ЛЮБИТЕ ЗАПАХ ТАНКА? Я ТОЖЕ ЛЮБЛЮ»
— Виктор, наша сегодняшняя встреча здесь, в весьма скромном отеле на окраине Лондона, окружена неким ореолом таинственности и обставлена мерами предосторожности, почти как в шпионских сериалах или боевиках, но я к ней давно шел, потому что все, тобою написанное и изданное, было мною с огромным интересом прочитано. Мне очень хотелось воочию увидеть человека с такой непростой, сложной судьбой, и я рад, что все препятствия позади и у нас есть возможность нормально, обстоятельно, откровенно поговорить.
Читателям я напомню, что ты в свое время окончил Киевское высшее общевойсковое командное училище, Военно-дипломатическую академию и участвовал даже в операции по вводу войск государств-участников Варшавского договора на территорию Чехословакии. Итак, 68-й год, Пражская весна, как писал Евгений Александрович Евтушенко: «Танки идут по Праге в закатной крови рассвета. Танки идут по правде, которая не газета»... Что ощущал молодой человек 21 года от роду, придя на чужую землю исполнять приказ Родины?
— Прежде всего, страшно интересно было, но давай по порядку. В армии я, наверное, со дня рождения — угораздило на Дальнем Востоке родиться. Представь: гарнизон, стоят самоходки СУ-76 и СУ-100 (самоходные артиллерийские установки. - Д. Г.), "катюши" — все то, что будоражит мальчишеское воображение, и в 11 лет я уже надеваю на себя алые погоны...
— ...суворовские...
— Да. Семь лет в суворовском училище оттрубил, все идет по накатанной колее, но я-то в армии не для того, чтобы кровати равнять и сапоги чистить: армия — тот же танк, красивый такой, мощный... Как у меня в «Аквариуме» написано: «Вы любите запах танка? Я тоже люблю». Мне кажется, этот крепкий машинный дух не может не нравиться, и вот идет бронированный зверь с хорошей скоростью, весит он 36 тонн, пушка калибром 100 мм, движок в сотни лошадиных сил работает, а я еду и смотрю на эту заграницу. Чехи при этом не понимают, что такое свобода, которую я им несу: «Ребята, вы там камнями потише, а то развернусь сейчас!». На светофорах то красный свет загорается, то зеленый, а я ноль внимания — освободитель!
Сразу же анекдот, помню, пошел. Старый чех поймал золотую рыбку, вытаскивает, а она взмолилась человеческим голосом: «Ой, отпусти — исполню твоих три желания». Рыбак согласился: «Ну, давай. Желание первое: чтобы китайцы оккупировали нас на один денек». Ну, ладно, чего там: китайцы утром в Чехословакию пришли, а вечером ушли. Рыбка спрашивает: «Какое второе желание?». Он опять: «Я бы хотел, чтобы китайцы оккупировали Чехословакию на один день». Ну, пожалуйста. Третье желание? Чех подумал: «Пускай китайцы оккупируют Чехословакию еще на один день». Золотая рыбка удивилась: «Что ж ты дурной такой — нет чтобы загадать сразу на три дня?», а старик хмыкнул: «Ничего ты не понимаешь — чтобы трижды в Чехословакии побывать, китайцы шесть раз через Россию прошли».
Ребята наши, короче, сразу почувствовали: тут что-то не так, но реагировали по-разному. Был у меня друг Вася Красников — я его встретил попозже, когда уже в разведке Приволжского военного округа состоял, а он из Германии прибыл. Вася служил в 6-й гвардейской дивизии (это 20-я гвардейская армия) в Бернау, и если мы входили в Чехословакию из Прикарпатского округа, то 20-я гвардейская резала ее прямо из Германии, чтобы с севера на юг перекрыть.
Красников оказался непосредственно в Праге. Умный человек, Московское общевойсковое командное училище окончил, тоже разведчик, но считал, что Чехословакия — это коридор к нашей границе: мол, если мы его не перекроем, враги к самому кордону подлезут и нападут. «Вася, — увещевал я его, — ты ж золотой медалист: с чего взял, что они нападут?». Каждый, одним словом, по своему разумению все это воспринимал.
...Моя дивизия была в несколько худшем положении, чем другие, потому что в тех, кто входил в города, двигался по большим дорогам, бросали камнями, а раз так, сразу реакция возникает защитная: «Ах ты, гад! Ты чего там?». Наши ждали: если чехи начнут стрелять, тогда уж «повеселимся», но мы, 24-я Самаро-Ульяновская Железная мотострелковая дивизия, стояли в глуши: вокруг деревни, леса, и никто на нас не нападал.
Помню, подходят к нам старики (молодежь в стороне держалась), достают сразу сливовицу: «Иван, хочешь выпить?». Ну а кто же не хочет? Ну, выпили, закусить свой сухпай выставили, а они потом говорят: «Иван, а ведь мы тебя сюда вроде не ждали»...
Это было хуже всего! Если бы стреляли, было бы нормально, камнями забрасывали — это пожалуйста! А когда подходили — только старики! — и не нахрапом: «Чего это ты?», а по-человечески: «Давай выпьем»... Тоже ребята по-всякому реагировали, но лично мне до сих пор стыдно.
— После Чехословакии, насколько я понимаю, твоя офицерская судьба круто переменилась...
— Не только офицерская — вообще судьба...
«ЦК ОЧЕНЬ БОЯЛСЯ КОНТАКТА ГРУ С КГБ: ЕСЛИ МЫ СНЮХАЕМСЯ - ЗАГРЫЗЕМ!»
— Ты был офицером ГРУ — знаменитого Главного разведывательного управления Генштаба Советской Армии, а это правда, что ГРУ и КГБ (Комитет государственной безопасности СССР) между собой враждовали?
— Правдивее не бывает. Дело в том, что это были два медведя в одной берлоге, но враждовали они еще и потому, что Центральному Комитету КПСС очень хотелось, чтобы они на ножах были. Я расскажу, почему...
В 1938 году чекисты почистили многих, а ГРУ, как старых врагов, особенно усердно. Кстати, ГРУ оно стало называться с 42-го года, а до того — Пятое управление, Разведуправление Генштаба Красной Армии, по-всякому. Оттого, что чекисты очень сильно Главное разведывательное управление пощипали, туда нужен был новый начальник, и товарищ Ежов (на тот момент нарком внутренних дел СССР и генеральный комиссар Госбезопасности. - Д. Г.) выдвинул себя. Целых два дня он возглавлял Разведуправление РККА (об этом не любят вспоминать, но так было), ну а теперь вообрази на минутку: сидит в своем кабинете товарищ Сталин — усы расправил, трубочку набил, и вот ему представляют бумагу.
При мне было так, что и Главное разведывательное управление, и КГБ каждое утро наверх всего лишь по одному листу направляли, ну а если случилось много всяких событий? Все равно один лист, отпечатанный крупным шрифтом. Как тут в отведенный объем уложиться? Да очень просто. Ты же знаешь, что программа новостей, допустим, идет полчаса: независимо от того, много чего или совсем ничего не произошло, тебе все равно 30 минут что-то говорить нужно — правда? Точно так же и тут — один лист, а Сталин все время стравливал организации, потому что...
— ...исповедовал принцип: разделяй и властвуй!..
— Вот именно, а кроме того, существует еще конкуренция. Короче, вызывает он главного чекиста: «Товарищ Ежов, что вы тут такое докладываете? Чепуха какая-то. Вот военные разведчики докладывают...», — но не говорит, что именно. Потом главу разведки на ковер вызывает: «Вы это что тут написали?..
— ...Вот товарищ Ежов!»...
— Да, а они же друг друга не знают, к тому же враги. И вот в июле 1938 года товарищ Сталин садится (при этом я не присутствовал, но, в принципе, можно представить, как это происходило) и читает, что докладывает НКВД. Смотрит подпись: Ежов, а военная разведка докладывает что-то другое, но подпись та же: Ежов. Не знаю, что было с Иосифом Виссарионовичем, но я бы на его месте дрогнул. Кто основные решения принимает? Он, вождь всех времен и народов, но принимает-то на основе того, что доложат, и как же ему теперь с этим монстром справиться? Вернее, с двумя монстрами. До сих пор он держал этих товарищей на поводке, а тут...
С этого падение Ежова и началось — потихоньку, потихоньку... Наверное, товарищ Сталин почуял неладное, выдохнул (засовывает кулак в рот): «Ах-ах-ах!» — и разделил две спецслужбы мигом.
У меня на этот счет личный есть опыт: мы с моей женой Таней в Женеве работаем, а у чекистов вроде была установка с нами все-таки контактировать, ну и один парень хороший подходит как-то ко мне насчет выпить-закусить. Я к своему резиденту мгновенно: «Такие дела, предложение поступило...». Тот сразу пишет туда (показывает пальцем вверх) донесение, что так, мол, и так... Оно тут же идет в ГРУ, из ГРУ — в Центральный Комитет, а оттуда как рыкнули, и сразу же резидент ГБ к нашему прибежал: «Иван Петрович, да мы же с тобой мужики, да ничего же тут не было...». Иными словами, ЦК очень нашего контакта боялся: если мы снюхаемся...
— ...Центральному комитету конец...
— Загрызем!
— Кто был сильнее: КГБ или ГРУ?
— Вопрос, уж простите, неправильный. Смотри: председатель КГБ товарищ Андропов был членом Политбюро, а начальник ГРУ?
— Однако...
— А между тем свой человек у нас в Политбюро сидел. Кто? Министр обороны Гречко.
Сравнивать КГБ и ГРУ неверно, это разные уровни. Надо говорить...
— (вместе) ...армия...
— ...и КГБ или Первое главное управление КГБ и Главное разведывательное управление Генерального штаба.
Повторяю: организации это разные, и если взять, например, посольства, примерно 40 процентов там было чистых товарищей (мы так их и называли: «чистые товарищи»), а 60 процентов — «варяги», но для «чистых» мы все «варяги» — между собой они нас не разделяли.
«МИКРОФОНЫ ВЕЗДЕ, НО НУЖНО ЖЕ КАК-ТО УСТРАИВАТЬСЯ: ЛЮДИ МОЛОДЫЕ, ЖЕНА-КРАСАВИЦА... «ПРИВЕТ, РЕБЯТА! ВЫ СМОТРИТЕ? НУ, ЕСЛИ КОМУ НРАВИТСЯ, НА ЗДОРОВЬЕ»
— «Чистые» — это профессиональные дипломаты?
— Это, как правило, дети высокопоставленных отцов, и когда мы находились в Женеве, знали: такие-то люди — товарища Громыко, а вот те — товарища Брежнева.
— Ни на КГБ, ни на ГРУ они не работали?
— Нет, это Министерства иностранных дел креатуры, но они ничего и не делали. Ну вот, к примеру, ЦК принимает какое-то решение и направляет его в МИД. Там этот циркуляр на свой бланк переписывают: мол, Министерство иностранных дел считает так-то, а ребята «чистые» при этом присутствуют, то есть вся их работа в том заключалась, чтобы переписать циркуляр, который потом уходил.
«Чистых» много. У нас вот была такая Зоя Васильевна Миронова — если официально, постоянный представитель Союза ССР при отделении ООН в Женеве в ранге «Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР». Допустим, проводит она совещание дипломатов, и ей докладывают, что кто-то где-то набедокурил. Ну, выпил человек, закусил, а в результате машина в озеро Женевское завалилась — бывает же, и вот эта бедная женщина говорит сокрушенно: «Но ведь он тоже чей-то сын». Понимаешь, какой нюанс? Наказать можно, но надо же пожалеть папу, проявить человечность...
— В 22 года ты угодил в номенклатуру ЦК КПСС...
— (Кивает).
— ...куда до тебя в столь раннем возрасте никто никогда не попадал...
— Это правда.
— Четыре года ты проработал в Женевской резидентуре ГРУ...
— ...да...
— ...но контрразведка любой страны уже на первом году службы опознает того, кто действует под легальным прикрытием...
— Правильно.
— Почему тогда не берет?
— А это как в случае с мафиози: все в курсе, кто он такой, а вот арестовать не могут.
— Почему?
— А потому, что его нужно на чем-то поймать. Вот он идет в золотых цепях, весь такой из себя крутой, а за что брать-то? За пушистый хвост не возьмешь, пока на чем-то его не засек, — так и разведчик, работающий под легальным прикрытием. Вычисляется он мгновенно, а дальше? Допустим, я прибываю на место службы и сразу же с кем-то контачу. С чекистами же не могу...
— ...а наблюдение идет, да?
— Идет железно, и я это знаю.
— Знаешь и чувствуешь?
— Ну, конечно.
— Хвосты, прослушивание телефонов?
— Не только.
— Видеонаблюдение?
— Разумеется! Допустим, в нашей чудесной квартире с видом на Женевское озеро везде микрофоны, но нужно же как-то устраиваться: люди молодые, жена-красавица...
— Хочется как-то, да?..
— ...расслабиться. «Ну, ничего, — думаю. — Что же я буду жизнь свою молодую ломать? Привет, ребята! Вы смотрите? Ну, если кому нравится, на здоровье» (смеется).
— Эти люди, выходит, пикантные сюжеты порой смаковали...
— По-моему, как участники съемок порнофильмов, они к этому уже присмотрелись, притерлись — все-таки каждый день наблюдали...
Да, я знал: следят — и что? Настоящие контакты я должен был скрыть, а для этого нужно иметь много друзей. Постоянно к тому же следить невозможно. Допустим, иду я по улице. Чтобы за мной следовать, нужна бригада наружного наблюдения — пять-шесть человек, две-три машины, а это же деньги надо платить. Я один, а за мной двое — это если просто присматривают, а если же плотно берут, выставляют две-три бригады, а ребята-то восемь часов отработали — им отдыхать надо. Значит, приходится еще одну ставить бригаду, то есть вторую смену, а потом и третью...
Я между тем встаю, предположим, утречком раненько, тапочки надел и побежал по лесочку, и побежал... Кто-то за мной должен бегать, правда? Само собой! Понимая, что за всеми-то им следить слишком накладно, начинаешь прикидывать: здесь следят, а там нет, тут видеокамеры у них спрятаны, а дальше еще что-то — в таких местах обычно все техникой нашпиговано. Город-то шпионский — столица всего, и маленький такой — чудо! Ты вот в Женеве бывал?
— Конечно. И Ленин бывал тоже...
— Ой, а мы как раз в том же месте жили, где когда-то Владимир Ильич. Так вот, рестораны, официанты, весь обслуживающий состав на прикорме, все прослушивается. Допустим, мне резидент говорит: «Нужен сигнал — быстренько обеспечь!». Обычно это очень простая вещь: воткнул куда-нибудь кнопочку или еще мы часто помаду губную использовали. Идешь себе, где-то мазнул — раз! — и готово. Если я точно описал это место и кто-то знает, где оно, выполнить задание очень легко.
Предположим, я посмотрел по карте: ага, вот это место! Я его себе представляю, и чтобы туда лишний раз не ходить, описываю: дескать, телеграфный столб номер такой-то (там в одном месте в то время еще деревянные столбы сохранялись), вокруг какой-то старинный парк, и если на уровне груди воткнуть кнопочку, это будет что-то означать.
В общем, идет нелегал через Женеву. Мы не знаем, кто он, что и как, но из Центра к нам поступает приказ: с восьми часов вечера завтрашнего дня проверять. Если сигнал появится, сообщить — и все! Центр знает, что это означает, а мы нет, но это работа, и если сделать ее плохо, человека можно очень здорово завалить.
— Шпионские страсти прямо!
— Шпионские страсти (кивает), но перед тем как кнопочку эту воткнуть, я все-таки должен проехать туда — так положено! — и осмотреть столб. Глянул, а кнопочками там все усеяно — наверное, лет 30 уже втыкали: и ржавые, и всякие-всякие. Или, допустим, сидишь в ресторации и глазом косишь: «Ой, Господи!» — а там знакомый американец с каким-то китайцем работает.
— Вербует?
— Ну да, и мы, например, такие вещи из Женевы старались вынести. Там только две дороги, со всех сторон граница французская — ее нам пересекать нельзя, — поэтому вербуемый объект выводили то в Цюрих, то в Базель...
— Я сейчас вспомнил Высоцкого — у него песня есть «Пародия на плохой детектив». Помнишь? «Опасаясь контрразведки...
— (вместе) ...избегая жизни светской, под английским псевдонимом «мистер Джон Ланкастер Пек...».
Здесь недалеко станция метро находится — наверное, следующая! — «Ланкастер Гейт», и над ней огромная гостиница «Ланкастер», так я, когда нужно назначить какую-то встречу, говорю: «Вспомним Высоцкого».
«СОВЕТСКИЕ РАЗВЕДЧИКИ ОРУДОВАЛИ НЕ ПРОСТО БОЛЬШИМИ — ГИГАНТСКИМИ СУММАМИ»
— Ты где-то сказал, что львиная доля денег, которые СССР накручивал на нефти, шла на шпионаж...
— Совершенно верно.
— У меня возникает вопрос: советские разведчики орудовали большими суммами?
— Не просто большими — гигантскими.
— Как в таком случае можно было проконтролировать: что они тратят на резидентуру, что на карманные расходы, а что с целью личного обогащения от Центра утаивают?
— Угу-угу... Дело в том, что, как только я в Женеву приехал, мне сразу же дали листочек, куда мог вписать (то есть взять под расписку) сколько угодно денег. Сколько угодно!
— 100 тысяч франков, к примеру, мог получить?
— Нет — в то время две тысячи швейцарских франков были достаточно большой суммой. 74-й год, Господи! — наверное, целый век назад это было, в прошлом тысячелетии... Так вот, я могу взять необходимое мне количество денег, а по окончании месяца финансовый отчет составляю. Статья первая... Она была по агентуре: кого-то встретил, кому-то что-то там...
— Иными словами, оплата агентов...
— Да. Записал. Статья вторая — это по знакомым. Он еще не агент, но любая разработка требует расходов, и туда я все это включаю...
— Чай, кофе, потанцуем?..
— ...потом машина. Допустим, кого-то встречаю — ну вот представь, что я Джон Ланкастер...
— ...Пек...
— ...и перед каждой встречей пишу план. Там же три уровня подчинения. Я, оттого что неопытный, молодой и зеленый, подчиняюсь заместителю резидента. Если кого-нибудь вербанул и пошел, пошел, подчиняюсь уже резиденту, то есть он мне говорит: «Стой там! Отойди! Тут серьезные вещи», а если чуть-чуть маху дал, командует: «Кыш туда, на низший уровень!»...
Если я совсем хорошо себя зарекомендовал, становлюсь заместителем резидента и уже сам веду нескольких молодых салабончиков (прошу прощения за мой французский язык)...
Работаю нормально, но после каждой встречи — допустим, с каким-то китайцем я познакомился — по возвращении отчитываюсь, что с таким-то мы, например, позавтракали. Не могу же я написать, что потратил на это тысячу франков...
— Разумеется, но чуть-чуть приписать было можно?
— Вполне.
— Немножко на одном китайце, капельку на втором...
— Это правда, но тогда их нужно много иметь. Короче, если хорошо работаешь, внакладе не останешься — вот что я имею в виду.
— Хорошо, а разве за счет оплаты резидентуры поправить свое финансовое положение нельзя? Например, заплатил агенту тысячу франков, а в отчете указал — две: кто проверит?
— Это легко проверялось, и если схватили бы за руку, очень, очень и очень нехорошо бы пришлось. На этом можно было серьезнейшим образом залететь...
— Ну что — убили бы?
— Не пощадили бы точно. Пойми: зарубежная командировка для офицеров длилась три года (за исключением резидентов, которые могут там находиться бессрочно). Отбыв положенное время, я свою агентуру передаю следующему товарищу, который у меня принимает дела, и он может поговорить с моим мужиком: «Слушай, а тебе тут пять тысяч платили...». Тот удивится: «Что-то не припомню такого».
— Понятно...
— На этом можно было крепко попасться, поэтому лично я не мелочился. Не случайно после того, как отбыл командировку, мне четвертый добавили год, а потом — в качестве особого исключения! — на пятый оставили, и что бы там ни говорили: мол, плохо работал, такой-сякой, — это только слова. Чтобы продлить командировку, нужно было иметь много друзей, ведь если у тебя один, два или три друга, за тобой легко уследить, а когда их десятки, контрразведка в растерянности. Она, разумеется, понимает, что один из них — транслятор, но кто?
— «Все крупные шпионские скандалы, — сказал ты в одном из интервью, — связаны с банальной продажей агентуры»...
— Подтверждаю.
— А как вообще вербуют людей? Что это за наука?
— Это не наука, а искусство (смеется).
— Ты лично многих завербовал?
— Этот вопрос мы, с твоего позволения, без ответа оставим, потому что меня сразу же обвинят: сдает, мол, налево-направо...
— Это я понимаю...
— Дим, поступил вопрос, но он пропущен мимо ушей. Все! — я это не обсуждаю, потому что никого не сдал и меня в этом никто уличить не может. Если кто-то утверждает: «Он сдал агентуру», отвечаю: «Ребята, Особого совещания здесь нет, тут нельзя ухватить человека и на «Дальстрой» отправить. Если бы я кого-нибудь сдал, вспыхнул бы шпионский скандал: кого-то бы точно судили, а если бы я никого не вербовал и с агентурой своей не работал, три года продержаться в Женеве не смог бы -тем более четыре, и даже пять...
— Ну хорошо: вербовка — это не наука, а искусство. В чем же оно заключается?
— В том, чтобы кого-либо привлечь на свою сторону. Что для этого нужно? Для начала вникнуть в его мир, найти какую-то слабину... Это как рыбная ловля где-нибудь на Днепре: сидишь, удочку с червячком закинул...
— ...и рыбку поймал?
— Точно. Подсек, а он такой большой, толстый карась... Вытаскиваешь его (якобы наматывает леску на катушку спиннинга) и — раз — на сковородку!
«ВЕРБОВКА — ЭТО КАК ОТНОШЕНИЯ МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ: ТОЛЬКО ЕЕ ЦЕЛЬ — НЕ ИНТИМНАЯ БЛИЗОСТЬ, А ПРИВЛЕЧЕНИЕ НА СВОЮ СТОРОНУ»
— Ты можешь, посмотрев на человека, сразу определить: этого я могу завербовать, а того никогда?
— Да, разумеется. Вот, Дима, самая первая лекция в академии — выходит матерый зубр и говорит: «Ребята, начнем с того, что разведка — это добывание сведений о противнике. Их можно получить только через агентуру, потому что, если, допустим, летит спутник, он видит лишь то, что есть сейчас, а нам нужно то, что будет завтра, и через год, и через 10 лет.
Со спутника это не разглядишь, хоть расшибись, значит, нужно вербовать агентуру. Поднимите-ка руку, кто хоть когда-нибудь людей вербовал?». Все глазами его едят: ты что, мол, начальник? Он соглашается: «Ладно, давайте с другой стороны подойдем. Вот приглянулась мужчине женщина, и чтобы как-то войти с ней в контакт, он должен ей что-то приятное сказать, что-нибудь подарить. Ну как-то так, но это та же вербовка. Теперь поднимите руку, кто не вербовал никогда?». Все переглядываются: «Да вроде женатые здесь сидим — как минимум, по одной поймали и...
— ...вербанули...
— Да. «Так вот, — продолжает лектор: вербовка — это как отношения мужчины и женщины, только ее цель — не интимная близость, а привлечение на свою сторону».
— Хотя близость тоже, наверняка, практикуется...
— Ну, не знаю — в моей практике этого не было, но я отвечаю на твой вопрос. Ты посмотрел на женщину и думаешь: «Вот эту могу вербануть, а ту нет» — есть у тебя такое?
— Конечно...
— Ну и я так же.
— Меня вербануть смог бы?
— Запросто.
— При желании, получается, есть шанс обработать любого?
— Нет, и дело тут вот в чем. Когда я смотрю на тебя, вижу (прости мою дипломатию — я же дипломат!) в твоих глазах интеллект, так вот, человека умного я бы завербовал, а глупого — нет: вот и все.
— Слабые стороны тех, кого присматривали для вербовки, ты и коллеги твои изучали? На этих людей давили, их ставили в ситуации, когда проще согласиться, чем отказать?
— В моей практике — нет: это только в шпионских романах так поступают... Допустим, вызывает меня босс, и я говорю: «Здесь можно пустить в ход шантаж», а он: «Шантаж (прошу прощения за параллели такие. — В. С.) — как изнасилование женщины, а зачем это тебе, если есть добровольцы?». Подойти можно более тонко, а вербовать шантажом...
— Ну, хорошо: например, некто Х попался на гомосексуальной связи и боится разглашения — почему бы на этом его не подцепить?
— Ну, не знаю... У нас, насколько я помню, никто из ребят дел с этим не имел. Представь себе ситуацию: приезжает какой-то наш парень, успешно сходил на встречу, вернулся и работает уже не с замрезидента, а с самим резидентом. Приходит так вальяжно и докладывает: «Сэр!»... То есть: «Товарищ генерал, а он, вообще-то, левой ориентации, дядя голубой...». Резидент спрашивает: «А откуда ты знаешь?». И правда, откуда?
— Хороший вопрос...
— Вот-вот, поэтому никто из наших в этом не отличился, а резидентура была мощная, и каждый из нас не сидел сложа руки. Я самым молодым был, а кого-то и по второму разу командировали, и по третьему, и в Голландии парни работали, и в Америке...
Резидент мой Валерий Петрович Калинин, которого я очень уважаю и прошу у него прощения за то, что поломал ему жизнь (из-за меня он не получил контр-адмирала), и первый мой босс Иван Петрович — зубрами были, но я никогда не слышал, чтобы подобными вещами они занимались.
— Виктор, а чья разведка лучшая в мире?
— Ну, советская, разумеется... Была.
...
— Пусть прозвучит это как-то брутально, но мы этих людей не уважали. Вот мне говорят: «Филби в СССР убежал, а ты — сюда», а я отвечаю: «Стойте, ребята, давайте не путать. По-вашему, я предатель, изменник, но изменил я строю тоталитарному, рабовладельческому, а эти ребята — процветающему, они свободу и демократию предали, поэтому между нами маленькая разница существует, и прошу ее иметь в виду». Да, какие-то недостатки здесь есть, но жить можно...
— ...и даже неплохо...
— ...тем не менее находились люди, которые этот строй предавали. Вернее, продавали, потому что таких, кто делал это на идеологической основе, я не встречал. Теоретически, когда начинали подготовку разведчиков, нам говорили: «Мы вербуем людей потому, что они страшно любят нашу страну и коммунизм, — это главное, а материальная заинтересованность — дело второе», но на практике второе — это было наше все.
Полностью здесь.
«ВЫ ЛЮБИТЕ ЗАПАХ ТАНКА? Я ТОЖЕ ЛЮБЛЮ»
— Виктор, наша сегодняшняя встреча здесь, в весьма скромном отеле на окраине Лондона, окружена неким ореолом таинственности и обставлена мерами предосторожности, почти как в шпионских сериалах или боевиках, но я к ней давно шел, потому что все, тобою написанное и изданное, было мною с огромным интересом прочитано. Мне очень хотелось воочию увидеть человека с такой непростой, сложной судьбой, и я рад, что все препятствия позади и у нас есть возможность нормально, обстоятельно, откровенно поговорить.
Читателям я напомню, что ты в свое время окончил Киевское высшее общевойсковое командное училище, Военно-дипломатическую академию и участвовал даже в операции по вводу войск государств-участников Варшавского договора на территорию Чехословакии. Итак, 68-й год, Пражская весна, как писал Евгений Александрович Евтушенко: «Танки идут по Праге в закатной крови рассвета. Танки идут по правде, которая не газета»... Что ощущал молодой человек 21 года от роду, придя на чужую землю исполнять приказ Родины?
— Прежде всего, страшно интересно было, но давай по порядку. В армии я, наверное, со дня рождения — угораздило на Дальнем Востоке родиться. Представь: гарнизон, стоят самоходки СУ-76 и СУ-100 (самоходные артиллерийские установки. - Д. Г.), "катюши" — все то, что будоражит мальчишеское воображение, и в 11 лет я уже надеваю на себя алые погоны...
— ...суворовские...
— Да. Семь лет в суворовском училище оттрубил, все идет по накатанной колее, но я-то в армии не для того, чтобы кровати равнять и сапоги чистить: армия — тот же танк, красивый такой, мощный... Как у меня в «Аквариуме» написано: «Вы любите запах танка? Я тоже люблю». Мне кажется, этот крепкий машинный дух не может не нравиться, и вот идет бронированный зверь с хорошей скоростью, весит он 36 тонн, пушка калибром 100 мм, движок в сотни лошадиных сил работает, а я еду и смотрю на эту заграницу. Чехи при этом не понимают, что такое свобода, которую я им несу: «Ребята, вы там камнями потише, а то развернусь сейчас!». На светофорах то красный свет загорается, то зеленый, а я ноль внимания — освободитель!
Сразу же анекдот, помню, пошел. Старый чех поймал золотую рыбку, вытаскивает, а она взмолилась человеческим голосом: «Ой, отпусти — исполню твоих три желания». Рыбак согласился: «Ну, давай. Желание первое: чтобы китайцы оккупировали нас на один денек». Ну, ладно, чего там: китайцы утром в Чехословакию пришли, а вечером ушли. Рыбка спрашивает: «Какое второе желание?». Он опять: «Я бы хотел, чтобы китайцы оккупировали Чехословакию на один день». Ну, пожалуйста. Третье желание? Чех подумал: «Пускай китайцы оккупируют Чехословакию еще на один день». Золотая рыбка удивилась: «Что ж ты дурной такой — нет чтобы загадать сразу на три дня?», а старик хмыкнул: «Ничего ты не понимаешь — чтобы трижды в Чехословакии побывать, китайцы шесть раз через Россию прошли».
Ребята наши, короче, сразу почувствовали: тут что-то не так, но реагировали по-разному. Был у меня друг Вася Красников — я его встретил попозже, когда уже в разведке Приволжского военного округа состоял, а он из Германии прибыл. Вася служил в 6-й гвардейской дивизии (это 20-я гвардейская армия) в Бернау, и если мы входили в Чехословакию из Прикарпатского округа, то 20-я гвардейская резала ее прямо из Германии, чтобы с севера на юг перекрыть.
Красников оказался непосредственно в Праге. Умный человек, Московское общевойсковое командное училище окончил, тоже разведчик, но считал, что Чехословакия — это коридор к нашей границе: мол, если мы его не перекроем, враги к самому кордону подлезут и нападут. «Вася, — увещевал я его, — ты ж золотой медалист: с чего взял, что они нападут?». Каждый, одним словом, по своему разумению все это воспринимал.
...Моя дивизия была в несколько худшем положении, чем другие, потому что в тех, кто входил в города, двигался по большим дорогам, бросали камнями, а раз так, сразу реакция возникает защитная: «Ах ты, гад! Ты чего там?». Наши ждали: если чехи начнут стрелять, тогда уж «повеселимся», но мы, 24-я Самаро-Ульяновская Железная мотострелковая дивизия, стояли в глуши: вокруг деревни, леса, и никто на нас не нападал.
Помню, подходят к нам старики (молодежь в стороне держалась), достают сразу сливовицу: «Иван, хочешь выпить?». Ну а кто же не хочет? Ну, выпили, закусить свой сухпай выставили, а они потом говорят: «Иван, а ведь мы тебя сюда вроде не ждали»...
Это было хуже всего! Если бы стреляли, было бы нормально, камнями забрасывали — это пожалуйста! А когда подходили — только старики! — и не нахрапом: «Чего это ты?», а по-человечески: «Давай выпьем»... Тоже ребята по-всякому реагировали, но лично мне до сих пор стыдно.
— После Чехословакии, насколько я понимаю, твоя офицерская судьба круто переменилась...
— Не только офицерская — вообще судьба...
«ЦК ОЧЕНЬ БОЯЛСЯ КОНТАКТА ГРУ С КГБ: ЕСЛИ МЫ СНЮХАЕМСЯ - ЗАГРЫЗЕМ!»
— Ты был офицером ГРУ — знаменитого Главного разведывательного управления Генштаба Советской Армии, а это правда, что ГРУ и КГБ (Комитет государственной безопасности СССР) между собой враждовали?
— Правдивее не бывает. Дело в том, что это были два медведя в одной берлоге, но враждовали они еще и потому, что Центральному Комитету КПСС очень хотелось, чтобы они на ножах были. Я расскажу, почему...
В 1938 году чекисты почистили многих, а ГРУ, как старых врагов, особенно усердно. Кстати, ГРУ оно стало называться с 42-го года, а до того — Пятое управление, Разведуправление Генштаба Красной Армии, по-всякому. Оттого, что чекисты очень сильно Главное разведывательное управление пощипали, туда нужен был новый начальник, и товарищ Ежов (на тот момент нарком внутренних дел СССР и генеральный комиссар Госбезопасности. - Д. Г.) выдвинул себя. Целых два дня он возглавлял Разведуправление РККА (об этом не любят вспоминать, но так было), ну а теперь вообрази на минутку: сидит в своем кабинете товарищ Сталин — усы расправил, трубочку набил, и вот ему представляют бумагу.
При мне было так, что и Главное разведывательное управление, и КГБ каждое утро наверх всего лишь по одному листу направляли, ну а если случилось много всяких событий? Все равно один лист, отпечатанный крупным шрифтом. Как тут в отведенный объем уложиться? Да очень просто. Ты же знаешь, что программа новостей, допустим, идет полчаса: независимо от того, много чего или совсем ничего не произошло, тебе все равно 30 минут что-то говорить нужно — правда? Точно так же и тут — один лист, а Сталин все время стравливал организации, потому что...
— ...исповедовал принцип: разделяй и властвуй!..
— Вот именно, а кроме того, существует еще конкуренция. Короче, вызывает он главного чекиста: «Товарищ Ежов, что вы тут такое докладываете? Чепуха какая-то. Вот военные разведчики докладывают...», — но не говорит, что именно. Потом главу разведки на ковер вызывает: «Вы это что тут написали?..
— ...Вот товарищ Ежов!»...
— Да, а они же друг друга не знают, к тому же враги. И вот в июле 1938 года товарищ Сталин садится (при этом я не присутствовал, но, в принципе, можно представить, как это происходило) и читает, что докладывает НКВД. Смотрит подпись: Ежов, а военная разведка докладывает что-то другое, но подпись та же: Ежов. Не знаю, что было с Иосифом Виссарионовичем, но я бы на его месте дрогнул. Кто основные решения принимает? Он, вождь всех времен и народов, но принимает-то на основе того, что доложат, и как же ему теперь с этим монстром справиться? Вернее, с двумя монстрами. До сих пор он держал этих товарищей на поводке, а тут...
С этого падение Ежова и началось — потихоньку, потихоньку... Наверное, товарищ Сталин почуял неладное, выдохнул (засовывает кулак в рот): «Ах-ах-ах!» — и разделил две спецслужбы мигом.
У меня на этот счет личный есть опыт: мы с моей женой Таней в Женеве работаем, а у чекистов вроде была установка с нами все-таки контактировать, ну и один парень хороший подходит как-то ко мне насчет выпить-закусить. Я к своему резиденту мгновенно: «Такие дела, предложение поступило...». Тот сразу пишет туда (показывает пальцем вверх) донесение, что так, мол, и так... Оно тут же идет в ГРУ, из ГРУ — в Центральный Комитет, а оттуда как рыкнули, и сразу же резидент ГБ к нашему прибежал: «Иван Петрович, да мы же с тобой мужики, да ничего же тут не было...». Иными словами, ЦК очень нашего контакта боялся: если мы снюхаемся...
— ...Центральному комитету конец...
— Загрызем!
— Кто был сильнее: КГБ или ГРУ?
— Вопрос, уж простите, неправильный. Смотри: председатель КГБ товарищ Андропов был членом Политбюро, а начальник ГРУ?
— Однако...
— А между тем свой человек у нас в Политбюро сидел. Кто? Министр обороны Гречко.
Сравнивать КГБ и ГРУ неверно, это разные уровни. Надо говорить...
— (вместе) ...армия...
— ...и КГБ или Первое главное управление КГБ и Главное разведывательное управление Генерального штаба.
Повторяю: организации это разные, и если взять, например, посольства, примерно 40 процентов там было чистых товарищей (мы так их и называли: «чистые товарищи»), а 60 процентов — «варяги», но для «чистых» мы все «варяги» — между собой они нас не разделяли.
«МИКРОФОНЫ ВЕЗДЕ, НО НУЖНО ЖЕ КАК-ТО УСТРАИВАТЬСЯ: ЛЮДИ МОЛОДЫЕ, ЖЕНА-КРАСАВИЦА... «ПРИВЕТ, РЕБЯТА! ВЫ СМОТРИТЕ? НУ, ЕСЛИ КОМУ НРАВИТСЯ, НА ЗДОРОВЬЕ»
— «Чистые» — это профессиональные дипломаты?
— Это, как правило, дети высокопоставленных отцов, и когда мы находились в Женеве, знали: такие-то люди — товарища Громыко, а вот те — товарища Брежнева.
— Ни на КГБ, ни на ГРУ они не работали?
— Нет, это Министерства иностранных дел креатуры, но они ничего и не делали. Ну вот, к примеру, ЦК принимает какое-то решение и направляет его в МИД. Там этот циркуляр на свой бланк переписывают: мол, Министерство иностранных дел считает так-то, а ребята «чистые» при этом присутствуют, то есть вся их работа в том заключалась, чтобы переписать циркуляр, который потом уходил.
«Чистых» много. У нас вот была такая Зоя Васильевна Миронова — если официально, постоянный представитель Союза ССР при отделении ООН в Женеве в ранге «Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР». Допустим, проводит она совещание дипломатов, и ей докладывают, что кто-то где-то набедокурил. Ну, выпил человек, закусил, а в результате машина в озеро Женевское завалилась — бывает же, и вот эта бедная женщина говорит сокрушенно: «Но ведь он тоже чей-то сын». Понимаешь, какой нюанс? Наказать можно, но надо же пожалеть папу, проявить человечность...
— В 22 года ты угодил в номенклатуру ЦК КПСС...
— (Кивает).
— ...куда до тебя в столь раннем возрасте никто никогда не попадал...
— Это правда.
— Четыре года ты проработал в Женевской резидентуре ГРУ...
— ...да...
— ...но контрразведка любой страны уже на первом году службы опознает того, кто действует под легальным прикрытием...
— Правильно.
— Почему тогда не берет?
— А это как в случае с мафиози: все в курсе, кто он такой, а вот арестовать не могут.
— Почему?
— А потому, что его нужно на чем-то поймать. Вот он идет в золотых цепях, весь такой из себя крутой, а за что брать-то? За пушистый хвост не возьмешь, пока на чем-то его не засек, — так и разведчик, работающий под легальным прикрытием. Вычисляется он мгновенно, а дальше? Допустим, я прибываю на место службы и сразу же с кем-то контачу. С чекистами же не могу...
— ...а наблюдение идет, да?
— Идет железно, и я это знаю.
— Знаешь и чувствуешь?
— Ну, конечно.
— Хвосты, прослушивание телефонов?
— Не только.
— Видеонаблюдение?
— Разумеется! Допустим, в нашей чудесной квартире с видом на Женевское озеро везде микрофоны, но нужно же как-то устраиваться: люди молодые, жена-красавица...
— Хочется как-то, да?..
— ...расслабиться. «Ну, ничего, — думаю. — Что же я буду жизнь свою молодую ломать? Привет, ребята! Вы смотрите? Ну, если кому нравится, на здоровье» (смеется).
— Эти люди, выходит, пикантные сюжеты порой смаковали...
— По-моему, как участники съемок порнофильмов, они к этому уже присмотрелись, притерлись — все-таки каждый день наблюдали...
Да, я знал: следят — и что? Настоящие контакты я должен был скрыть, а для этого нужно иметь много друзей. Постоянно к тому же следить невозможно. Допустим, иду я по улице. Чтобы за мной следовать, нужна бригада наружного наблюдения — пять-шесть человек, две-три машины, а это же деньги надо платить. Я один, а за мной двое — это если просто присматривают, а если же плотно берут, выставляют две-три бригады, а ребята-то восемь часов отработали — им отдыхать надо. Значит, приходится еще одну ставить бригаду, то есть вторую смену, а потом и третью...
Я между тем встаю, предположим, утречком раненько, тапочки надел и побежал по лесочку, и побежал... Кто-то за мной должен бегать, правда? Само собой! Понимая, что за всеми-то им следить слишком накладно, начинаешь прикидывать: здесь следят, а там нет, тут видеокамеры у них спрятаны, а дальше еще что-то — в таких местах обычно все техникой нашпиговано. Город-то шпионский — столица всего, и маленький такой — чудо! Ты вот в Женеве бывал?
— Конечно. И Ленин бывал тоже...
— Ой, а мы как раз в том же месте жили, где когда-то Владимир Ильич. Так вот, рестораны, официанты, весь обслуживающий состав на прикорме, все прослушивается. Допустим, мне резидент говорит: «Нужен сигнал — быстренько обеспечь!». Обычно это очень простая вещь: воткнул куда-нибудь кнопочку или еще мы часто помаду губную использовали. Идешь себе, где-то мазнул — раз! — и готово. Если я точно описал это место и кто-то знает, где оно, выполнить задание очень легко.
Предположим, я посмотрел по карте: ага, вот это место! Я его себе представляю, и чтобы туда лишний раз не ходить, описываю: дескать, телеграфный столб номер такой-то (там в одном месте в то время еще деревянные столбы сохранялись), вокруг какой-то старинный парк, и если на уровне груди воткнуть кнопочку, это будет что-то означать.
В общем, идет нелегал через Женеву. Мы не знаем, кто он, что и как, но из Центра к нам поступает приказ: с восьми часов вечера завтрашнего дня проверять. Если сигнал появится, сообщить — и все! Центр знает, что это означает, а мы нет, но это работа, и если сделать ее плохо, человека можно очень здорово завалить.
— Шпионские страсти прямо!
— Шпионские страсти (кивает), но перед тем как кнопочку эту воткнуть, я все-таки должен проехать туда — так положено! — и осмотреть столб. Глянул, а кнопочками там все усеяно — наверное, лет 30 уже втыкали: и ржавые, и всякие-всякие. Или, допустим, сидишь в ресторации и глазом косишь: «Ой, Господи!» — а там знакомый американец с каким-то китайцем работает.
— Вербует?
— Ну да, и мы, например, такие вещи из Женевы старались вынести. Там только две дороги, со всех сторон граница французская — ее нам пересекать нельзя, — поэтому вербуемый объект выводили то в Цюрих, то в Базель...
— Я сейчас вспомнил Высоцкого — у него песня есть «Пародия на плохой детектив». Помнишь? «Опасаясь контрразведки...
— (вместе) ...избегая жизни светской, под английским псевдонимом «мистер Джон Ланкастер Пек...».
Здесь недалеко станция метро находится — наверное, следующая! — «Ланкастер Гейт», и над ней огромная гостиница «Ланкастер», так я, когда нужно назначить какую-то встречу, говорю: «Вспомним Высоцкого».
«СОВЕТСКИЕ РАЗВЕДЧИКИ ОРУДОВАЛИ НЕ ПРОСТО БОЛЬШИМИ — ГИГАНТСКИМИ СУММАМИ»
— Ты где-то сказал, что львиная доля денег, которые СССР накручивал на нефти, шла на шпионаж...
— Совершенно верно.
— У меня возникает вопрос: советские разведчики орудовали большими суммами?
— Не просто большими — гигантскими.
— Как в таком случае можно было проконтролировать: что они тратят на резидентуру, что на карманные расходы, а что с целью личного обогащения от Центра утаивают?
— Угу-угу... Дело в том, что, как только я в Женеву приехал, мне сразу же дали листочек, куда мог вписать (то есть взять под расписку) сколько угодно денег. Сколько угодно!
— 100 тысяч франков, к примеру, мог получить?
— Нет — в то время две тысячи швейцарских франков были достаточно большой суммой. 74-й год, Господи! — наверное, целый век назад это было, в прошлом тысячелетии... Так вот, я могу взять необходимое мне количество денег, а по окончании месяца финансовый отчет составляю. Статья первая... Она была по агентуре: кого-то встретил, кому-то что-то там...
— Иными словами, оплата агентов...
— Да. Записал. Статья вторая — это по знакомым. Он еще не агент, но любая разработка требует расходов, и туда я все это включаю...
— Чай, кофе, потанцуем?..
— ...потом машина. Допустим, кого-то встречаю — ну вот представь, что я Джон Ланкастер...
— ...Пек...
— ...и перед каждой встречей пишу план. Там же три уровня подчинения. Я, оттого что неопытный, молодой и зеленый, подчиняюсь заместителю резидента. Если кого-нибудь вербанул и пошел, пошел, подчиняюсь уже резиденту, то есть он мне говорит: «Стой там! Отойди! Тут серьезные вещи», а если чуть-чуть маху дал, командует: «Кыш туда, на низший уровень!»...
Если я совсем хорошо себя зарекомендовал, становлюсь заместителем резидента и уже сам веду нескольких молодых салабончиков (прошу прощения за мой французский язык)...
Работаю нормально, но после каждой встречи — допустим, с каким-то китайцем я познакомился — по возвращении отчитываюсь, что с таким-то мы, например, позавтракали. Не могу же я написать, что потратил на это тысячу франков...
— Разумеется, но чуть-чуть приписать было можно?
— Вполне.
— Немножко на одном китайце, капельку на втором...
— Это правда, но тогда их нужно много иметь. Короче, если хорошо работаешь, внакладе не останешься — вот что я имею в виду.
— Хорошо, а разве за счет оплаты резидентуры поправить свое финансовое положение нельзя? Например, заплатил агенту тысячу франков, а в отчете указал — две: кто проверит?
— Это легко проверялось, и если схватили бы за руку, очень, очень и очень нехорошо бы пришлось. На этом можно было серьезнейшим образом залететь...
— Ну что — убили бы?
— Не пощадили бы точно. Пойми: зарубежная командировка для офицеров длилась три года (за исключением резидентов, которые могут там находиться бессрочно). Отбыв положенное время, я свою агентуру передаю следующему товарищу, который у меня принимает дела, и он может поговорить с моим мужиком: «Слушай, а тебе тут пять тысяч платили...». Тот удивится: «Что-то не припомню такого».
— Понятно...
— На этом можно было крепко попасться, поэтому лично я не мелочился. Не случайно после того, как отбыл командировку, мне четвертый добавили год, а потом — в качестве особого исключения! — на пятый оставили, и что бы там ни говорили: мол, плохо работал, такой-сякой, — это только слова. Чтобы продлить командировку, нужно было иметь много друзей, ведь если у тебя один, два или три друга, за тобой легко уследить, а когда их десятки, контрразведка в растерянности. Она, разумеется, понимает, что один из них — транслятор, но кто?
— «Все крупные шпионские скандалы, — сказал ты в одном из интервью, — связаны с банальной продажей агентуры»...
— Подтверждаю.
— А как вообще вербуют людей? Что это за наука?
— Это не наука, а искусство (смеется).
— Ты лично многих завербовал?
— Этот вопрос мы, с твоего позволения, без ответа оставим, потому что меня сразу же обвинят: сдает, мол, налево-направо...
— Это я понимаю...
— Дим, поступил вопрос, но он пропущен мимо ушей. Все! — я это не обсуждаю, потому что никого не сдал и меня в этом никто уличить не может. Если кто-то утверждает: «Он сдал агентуру», отвечаю: «Ребята, Особого совещания здесь нет, тут нельзя ухватить человека и на «Дальстрой» отправить. Если бы я кого-нибудь сдал, вспыхнул бы шпионский скандал: кого-то бы точно судили, а если бы я никого не вербовал и с агентурой своей не работал, три года продержаться в Женеве не смог бы -тем более четыре, и даже пять...
— Ну хорошо: вербовка — это не наука, а искусство. В чем же оно заключается?
— В том, чтобы кого-либо привлечь на свою сторону. Что для этого нужно? Для начала вникнуть в его мир, найти какую-то слабину... Это как рыбная ловля где-нибудь на Днепре: сидишь, удочку с червячком закинул...
— ...и рыбку поймал?
— Точно. Подсек, а он такой большой, толстый карась... Вытаскиваешь его (якобы наматывает леску на катушку спиннинга) и — раз — на сковородку!
«ВЕРБОВКА — ЭТО КАК ОТНОШЕНИЯ МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ: ТОЛЬКО ЕЕ ЦЕЛЬ — НЕ ИНТИМНАЯ БЛИЗОСТЬ, А ПРИВЛЕЧЕНИЕ НА СВОЮ СТОРОНУ»
— Ты можешь, посмотрев на человека, сразу определить: этого я могу завербовать, а того никогда?
— Да, разумеется. Вот, Дима, самая первая лекция в академии — выходит матерый зубр и говорит: «Ребята, начнем с того, что разведка — это добывание сведений о противнике. Их можно получить только через агентуру, потому что, если, допустим, летит спутник, он видит лишь то, что есть сейчас, а нам нужно то, что будет завтра, и через год, и через 10 лет.
Со спутника это не разглядишь, хоть расшибись, значит, нужно вербовать агентуру. Поднимите-ка руку, кто хоть когда-нибудь людей вербовал?». Все глазами его едят: ты что, мол, начальник? Он соглашается: «Ладно, давайте с другой стороны подойдем. Вот приглянулась мужчине женщина, и чтобы как-то войти с ней в контакт, он должен ей что-то приятное сказать, что-нибудь подарить. Ну как-то так, но это та же вербовка. Теперь поднимите руку, кто не вербовал никогда?». Все переглядываются: «Да вроде женатые здесь сидим — как минимум, по одной поймали и...
— ...вербанули...
— Да. «Так вот, — продолжает лектор: вербовка — это как отношения мужчины и женщины, только ее цель — не интимная близость, а привлечение на свою сторону».
— Хотя близость тоже, наверняка, практикуется...
— Ну, не знаю — в моей практике этого не было, но я отвечаю на твой вопрос. Ты посмотрел на женщину и думаешь: «Вот эту могу вербануть, а ту нет» — есть у тебя такое?
— Конечно...
— Ну и я так же.
— Меня вербануть смог бы?
— Запросто.
— При желании, получается, есть шанс обработать любого?
— Нет, и дело тут вот в чем. Когда я смотрю на тебя, вижу (прости мою дипломатию — я же дипломат!) в твоих глазах интеллект, так вот, человека умного я бы завербовал, а глупого — нет: вот и все.
— Слабые стороны тех, кого присматривали для вербовки, ты и коллеги твои изучали? На этих людей давили, их ставили в ситуации, когда проще согласиться, чем отказать?
— В моей практике — нет: это только в шпионских романах так поступают... Допустим, вызывает меня босс, и я говорю: «Здесь можно пустить в ход шантаж», а он: «Шантаж (прошу прощения за параллели такие. — В. С.) — как изнасилование женщины, а зачем это тебе, если есть добровольцы?». Подойти можно более тонко, а вербовать шантажом...
— Ну, хорошо: например, некто Х попался на гомосексуальной связи и боится разглашения — почему бы на этом его не подцепить?
— Ну, не знаю... У нас, насколько я помню, никто из ребят дел с этим не имел. Представь себе ситуацию: приезжает какой-то наш парень, успешно сходил на встречу, вернулся и работает уже не с замрезидента, а с самим резидентом. Приходит так вальяжно и докладывает: «Сэр!»... То есть: «Товарищ генерал, а он, вообще-то, левой ориентации, дядя голубой...». Резидент спрашивает: «А откуда ты знаешь?». И правда, откуда?
— Хороший вопрос...
— Вот-вот, поэтому никто из наших в этом не отличился, а резидентура была мощная, и каждый из нас не сидел сложа руки. Я самым молодым был, а кого-то и по второму разу командировали, и по третьему, и в Голландии парни работали, и в Америке...
Резидент мой Валерий Петрович Калинин, которого я очень уважаю и прошу у него прощения за то, что поломал ему жизнь (из-за меня он не получил контр-адмирала), и первый мой босс Иван Петрович — зубрами были, но я никогда не слышал, чтобы подобными вещами они занимались.
— Виктор, а чья разведка лучшая в мире?
— Ну, советская, разумеется... Была.
...
— Пусть прозвучит это как-то брутально, но мы этих людей не уважали. Вот мне говорят: «Филби в СССР убежал, а ты — сюда», а я отвечаю: «Стойте, ребята, давайте не путать. По-вашему, я предатель, изменник, но изменил я строю тоталитарному, рабовладельческому, а эти ребята — процветающему, они свободу и демократию предали, поэтому между нами маленькая разница существует, и прошу ее иметь в виду». Да, какие-то недостатки здесь есть, но жить можно...
— ...и даже неплохо...
— ...тем не менее находились люди, которые этот строй предавали. Вернее, продавали, потому что таких, кто делал это на идеологической основе, я не встречал. Теоретически, когда начинали подготовку разведчиков, нам говорили: «Мы вербуем людей потому, что они страшно любят нашу страну и коммунизм, — это главное, а материальная заинтересованность — дело второе», но на практике второе — это было наше все.
Полностью здесь.