27 декабря 415 лет со дня рождения Богдана Хмельницкого

[varjag_2007]

27 декабря  (или 6 января по другим источникам) исполняется 415 лет со дня рождения Богдана Хмельницкого. Сегодня ведутся ожесточенные споры о роли гетмана в истории Украины. Но состоялся бы сам предмет спора — собственно Украина — если бы не его деяния?  О роли выбора Богдана-Зиновия Хмельницкого, а также о том,  что дал этот выбор Украине, украинским элитам и украинцам - данная публикация:

Известно, что Хмельнитчина не была национально-освободительной войной в общепринятом понимании. Ее целью было уравнивание в правах коренного населения «русских земель» Речи Посполитой с поляками, а не обретение государственной независимости.
Поэтому лишь через три года после начала восстания (к тому времени все более обнаруживающего свой неминуемый крах) и за столько же лет до созыва Переяславской рады в Москву стали поступать мольбы единоверных братьев о принятие их под протекцию Первопрестольной. Но последняя не слишком торопилась проявлять имперское мышление — Земский собор 19 февраля 1651 г. оставил прошение Хмельницкого без внимания. И только лично царь Алексей Михайлович пообещал... Польше закрыть глаза на все имеющиеся между Москвой и Варшавой разногласия, если та перестанет нарушать подписанный ею же с Богданом Зборовский договор (по сути восстанавливающий незавидный status quo малороссийского населения на момент начала Хмельнитчины).

Даже спустя десятилетие после Переяслава «великий и полномочный посол» Афанасий Ордин-Нащокин, наблюдая за постоянными нарушениями казацкой старшиной присяги на верность царю (а по сути — изменами), убеждал Алексея Михайловича отказаться от Малой Руси. Лишь набожность последнего не позволила отдать «люд православный» под латинян или магометан. А ведь накануне Переяславской рады запорожцы предупреждали Богдана и его старшину: «Не советуем вам заботиться о приязни к полякам, а мысль вашу об отдаче всего малоророссийскаго народа, по обеим сторонам Днепра живущаго, под протекцию великодержавнейшаго и пресветлейшаго монарха российскаго принимаем за достойную внимания и даем вам наш войсковой совет не оставлять этого дела, привести его к концу, к наилучшей пользе нашей малороссийской отчизны и всего запорожского войска. И когда будете писать вы пакты, то извольте, ваша гетманская мосць, сами усердно досматривать, чтобы в них не было чего-нибудь лишняго и отчизне нашей шкодливаго, а предковечным правам и вольностям нашим противнаго и неполезнаго. Мы достоверно знаем, что великодержавнейший и пресветлейший монарх, самодержец всероссийский, как православный царь, приймет охотно и ласково нас, яко чадолюбивый отец своих сынов, в том же святом православии непоколебимо стоящих, под свою крепкую протекцию, не требуя от нас никаких даней и платежей в свою монаршескую казну, исключая нашей войсковой службы, за что мы, по мере наших сил, всегда будем готовы идти против его монарших неприятелей» (из ответа запорожцев на письмо Богдана Хмельницкого на имя кошевого атамана и всего низового войска от 26 декабря 1653 г.).

О кисельных берегах и кровавых реках

Последствия выбора, сделанного в Переяславе, не замедлили сказаться: Хмельницкий получил реестр в 60 тыс. сабель (против 40 000, установленных Зборовским договором), не считая 7000 сечевиков. Впрочем, «заоблачное» число казаков не спасло Правобережье, на которое не распространялась власть Москвы, от превращения в Руину. Можно даже утверждать, что «российская оккупация» Левобережья и Киева попросту спасла малороссов* от самоуничтожения в гражданской войне, подогреваемой королем, султаном и ханом.

Лишь разобравшись с Польшей в 1680-х, Москва принялась за обустройство Руины и окрестностей. В итоге нынешняя Украина увеличилась вчетверо (!) по сравнению с теми землями, которые Богдан отдал «под руку московского царя». На половине из территориальных приобретений до военных кампаний России не жили не то что малороссы, но славяне вообще. Даже Грушевский в своей «Истории Украины» не относил к ней сегодняшний «русифицированный юго-восток» с его промышленными мегаполисами, заложенными Екатериной II. Да и прямые преемники Грушевского, подписывая акт «Злуки» между эфемерной УНР и уже несуществующей ЗУНР, определили восточную границу Украины пределами Киевской, Черниговской и Подольской губерний.

Думается, не будь Переяслава, не видать нам ни «культурной столицы Украины» — Львова, ни «географического центра Европы» — Рахова. И если включение уже Советским Союзом в состав УССР окраин Австро-Венгерской империи позволяет ей сегодняшней декларировать свою «европейскость», то культура Малой Руси была выведена на европейский уровень еще «царатом». «Западно-русская редакция русской культуры сложилась в эпоху, когда Украина была провинцией Польши, Польша же была в культурном отношении провинцией (притом глухой провинцией) романо-германской Европы; но со времени Петра эта западнорусская редакция русской культуры, став единой общерусской, тем самым сделалась для России СТОЛИЧНОЙ, Россия же сама к тому времени стала претендовать на то, чтобы быть одной из важнейших частей «Европы». Таким образом, украинская культура как бы переехала из захудалого уездного городка в столицу. Сообразно с этим ей пришлось существенно изменить свою дотоле сильно провинциальную внешность. Она стремится освободиться от всего специфически польского и заменить все это соответствующими элементами коренных, романо-германских культур (немецкой, французской и т. д.)», — писал основатель пражской лингвистической школы Николай Трубецкой.

Но «переезд в столицу» малороссийской культуры стал неизбежным следствием тотальной украинизации Московской патриархии. «2000» недавно освещала этот аспект (http://www.2000.net.ua/print/aspekty/872432768.html). Поэтому в качестве подтверждения ограничимся весьма нестандартными логическими конструкциями видного идеолога украинофильства Василя Биднова: «Киевская метрополия под гнетом московской церкви испытала значительные изменения... С 1700 г. из Киевской академии вызывают в Москву и Петербург наших ученых монахов, и те занимают в России все архиерейские кафедры, исключительно руководят церковными делами в желательном для правительства духе... Вся российская церковь поддается сильным влияниям церкви украинской». Казалось бы, это скорее положительные результаты.

С другой стороны, те же «интегральные» могут припомнить и об уничтожении Сечи, и о ярме крепостного права, и о «кровавых волнах Сейма» под Батурином.

Впрочем, что касается «батуринской резни», то она, пожалуй, как раз не подтверждается, а опровергается историческими свидетельствами. А вот упразднение Сечи действительно было. За что облегченно вздохнувшие малороссы не уставали благодарить Екатерину. Дело в том, что силой русского (в т. ч. запорожского) оружия рубежи государства были порядком отодвинуты от когда-то пограничного Запорожья. И казаки как «люди пограничья» попросту остались не у дел. А в руках у них было оружие. И под руку все чаще стали попадаться свои же. Население не раз обращалось за защитой к московским воеводам. В конце концов правительство нашло сечевикам «работу по специальности» в горячих точках, каковыми всегда был насыщен Северный Кавказ. Истинные защитники веры и отечества перекочевали на Кубань. Не столь идейным повезло меньше...

Впрочем, и последние недолго горевали о былом. И «если небольшая кучка еще продолжала твердить о прежних «правах», то очень скоро «желание к чинам, а особливо к жалованию» взяло верх над «умоначертаниями старых времен», — писал малороссийский историк начала прошлого века Иван Линниченко. И доказывал, что удовлетворение вышеозначенных желаний напрямую вытекало из тех самых, якобы растоптанных, прав.

Дело в том, что переяславские договоренности не только спасли от уничтожения, но и наделили «казацкими вольностями» чуть ли не все население Малой Руси. А все потому, что Богдан так и не удосужился составить обещанный реестр, с помощью которого можно было бы разобраться, кто в Малороссии казак, а кто простой мужик. И когда вставал вопрос о жаловании казакам, «штатного расписания» не оказывалось — вопрос решался по личному усмотрению старшины. Можно только представить масштабы финансовых злоупотреблений! К тому же после изгнания польских землевладельцев и мельницы, и винокурни, приносившие особенно большие доходы, оказались «массово приватизироваными» той же старшиной. «Уже в XVIII веке малороссийские помещики оказываются гораздо богаче великорусских как землями, так и деньгами. Когда у Пушкина читаем: «Богат и славен Кочубей, его поля необозримы» — это не поэтический вымысел. Только абсолютно бездарные, ни на что не способные урядники не скопили себе богатств», — писал американский историк Николай Ульянов.

Но самые большие возможности имели, разумеется, гетманы. Нежинский протопоп Симеон Адамович свидетельствовал об Иване Брюховецком, что тот «безмерно побрал на себя во всей северской стране дани великие медовые, и винного котла у мужиков по рублю, а с казака по полтине, и с священников (чего и при польской власти не бывало) с котла по полтине; с казаков и с мужиков поровну от сохи по две гривны с лошади и с вола по две же гривны, с мельницы по пяти и по шести рублев же брал, а, кроме того, от колеса по червоному золотому, а на ярмарках, чего никогда не бывало, с малороссиян и с великороссиян брал с воза по десять алтын и по две гривны; если не верите, велите допросить путивльцев, севчан и рылян...» Сохранилось множество жалоб на мздоимство гетмана Самойловича. Но всех превзошел Мазепа. Еще за время своей службы при Самойловиче и Дорошенко он скопил столько, что смог, согласно молве, «проложить золотом путь к булаве». А за то время, что булавой владел, собрал такие богатства, что, даже будучи в изгнании, спокойно давал взаймы Карлу XII 240 000 талеров. После смерти гетмана при нем найдено было 100 000 червонцев и горы драгоценностей. И это при том, что большую часть богатств Мазепы захватил турецкий султан.

По непреложному для любого времени закону вслед за обрастанием землей и дающей стабильный доход недвижимостью, вставал вопрос о вхождении в дворянское собрание.

«Может, у меня денег перегорело иногда сколько тысячов, так зато ж вышел... как первый дворянин!»

(Старицкий М. «За двумя зайцами»)
Как правило, родовая знать добровольно вошедших в Российскую империю народов (грузины, армяне, валахи и др.) автоматически приравнивалась в своих титулах к соответствующим титулам российской аристократии. Их дети получали образование и делали головокружительную карьеру (как потомки даже «недобровольно присоединившихся» черемисов Шереметев, татар — Кутузов и даже дети чеченского имама Шамиля). Но в случае с малороссийской старшиной подобная «интеграция» проходила не так гладко, «поелику-де в Малой России нет дворян». Президент Малороссийской коллегии граф Румянцев писал Екатерине II, что редкое собрание обходилось без разоблачения, когда соседи публично уличали друг друга в отсутствии дворянского звания: «Тогда обиженный вставал и начинал перечислять всех крупных вельмож — своих земляков, ведущих род либо от мещан, либо от жидов».

Идя навстречу пожеланиям «стучащихся», правительство ввело «подзаконную» практику превращения самочинных землевладельцев в малороссийских дворян. Но тут вдруг возникло столько видов и подвидов панства, что им трудно было подобрать великороссийские аналоги. Тем не менее актами 1767, 1782 и 1783 гг. оно было все же узаконено. И если еще в 60-х «новые малорусские» не могли предъявить удостоверений «благородного» происхождения, объясняя это гибелью семейных архивов во время бесконечных гетманских междоусобиц, то после указов 80-х на свет явилось около 100 000 (!) пышных родословных. Даже известный деятель украинофильского движения XIX в. под показательным псевдонимом Царедавенко признавал, что «тогда завели чуть что не открытую торговлю дворянскими правами и дипломами». Так, Скоропадские оказались потомками некоего «референдария над тогобочной Украиной». Кочубеи — татарского мурзы. Капнисты — мифического венецианского графа Капниссы, жившего на острове Занте, и прочая от прочих. Появились самые химерические гербы. Выдумывали их в основном в Бердичеве — в этом бизнесе так или иначе было задействовано все его население.
Подобные игрища были бы не более чем забавны, если бы не одно но — именно пресловутые «казацкие вольности» чудесным образом конвертировались в личные «крепостные права» казацкой старшины на остальную часть малороссийского населения. «Вас стараются убедить, что крепостническая Москва закрепостила вольное население Малороссии, что она убила такой идеально демократический строй, как свободное устройство Сечи Запорожской, и вы закрываете глаза и на ужасы крепостного права в Польше, и на рабское положение посполитых крестьян в той гетманщине свободной, которую так воспевал Шевченко и в которой старшина давно, еще до Екатерины, закрепостила крестьян. Малорусские вольности очень скоро по присоединении Малороссии стали фикцией или привилегией одной старшины, умевшей эксплуатировать население не хуже московских воевод и наместников», — обращался открытым письмом к профессору Грушевскому профессор Линниченко.

Да, крепостного права в Польше не было. Но «свобода» крестьян ограничивалась жесткой системой налогов, которые платились помещику. И как только крестьянин был не в состоянии заплатить, он становился дворовым человеком. А налогами были обложены земли, водоемы, охотничьи угодья, сенокосы и даже церкви: управляющий пользовался ключами от церкви, открывая храм для службы (включая заупокойную) в зависимости от уплаты суммы налога (от 1 до 5 талеров). «Крестьяне польские мучатся, как в чистилище, а господа благоденствуют, как в раю... повседневный обед польского пана стоит больше, чем званый во Франции», — делился малороссийскими впечатлениями французский инженер Боплан. «Нет государства, — признавал даже иезуит Скарга, — где подданные и земледельцы были бы так угнетены».

По польскому статуту 1557 г. помещику и его управляющему (!) предоставлено было право казнить своих крестьян смертью. А еще в 1572 г. издано было постановление, запрещающее крестьянам жаловаться на своих помещиков. В то же время в соседней Московии Борис Годунов предоставил крестьянам право жалобы. Крепостное право здесь стало приближаться к польским «стандартам» лишь в средине XVIII в.**, когда «политики европейского типа» из числа «птенцов гнезда Петрова» оказались банальными карьеристами и казнокрадами не хуже их малороссийских старших товарищей. Коррупция отразилась в дефиците бюджета, и в 1714 г. те же реформаторы ввели человеконенавистнический закон о подушной подати: обложили всех граждан налогом за то, что они существуют. Из указа о подушной подати и родилась та гнусная форма крепостного права, которая была упразднена только в 1861 г. (кстати, раньше отмены рабства в образцово-демократических США).

А что же городское население? Если к XX в. на польских землях Австро-Венгерской империи таковое русинского происхождения попросту исчезало, то в российских столицах уже при Петре «наплыв малороссов мог навести на мысль об украинизации москалей, но никак не о русификации украинцев», замечал Николай Ульянов.

В этнологии это называется неантагонистическим преобладанием одного из родственных этносов в составе суперэтноса. Не оно ли — главное свидетельство правильности выбора Богдана?
                                                                                                                  Дмитрий Скворцов

Митинг в честь 300-летия воссоединения Украины и России возле Киевского университета в 1954 г.
В увеличенном виде здесь.


Переяславская Рада переломила ход истории и поставила крест на идее создания Великой Польши. Осознание этого факта ущемляет самолюбие многих поляков, что питает их скрытую нелюбовь к России. Это может служить некоторым объяснением патологического русофобства, например, самого выдающегося поляка 20-го века Збигнева Бжезинского. Можно понять желание некоторых политиков восстановить "историческую справедливость". И понятно, почему в Украине сейчас широко пропагандируются идеи тесного союза с Польшей.