Entry tags:
О дружбе народов в СССР и приватизации Победы
В последний раз обращаюсь к теме приватизации Победы и конвертации ее в национальные дивиденды. Да, Путин, конечно, мог случайно неправильно выразиться, хотя маловероятно, что на подобном уровне не готовят тщательно каждый экспромт. Но после Путина, сегодня в постах многие френды, которых я знаю, хоть и виртуально, не один год, убедительно доказали мне, что наши предки, которые в одном окопе прикрывали друг друга, смешивая украинскую и русскую кровь, и говорили "а нам нужна одна Победа, одна на всех, мы за ценой не постоим", были неправы. "Одна на всех" может быть победа только в "совке". Поскольку "кто раньше встал, того и тапочки", и первыми права на мажоритарный пакет Победы заявили русские, я признаю право сильного.
Процитирую напоследок только найденный замечательным другом и Человеком с большой буквы, недавно ушедшим от нас
gennady_sysoev рассказ:
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
У края воронки
( Read more... )
- Украинцы!.. Мы все понимаем, все знаем! Вас заставили сражаться
против нас большевики, - мы это знаем. В восемнадцатом году, тогда... все
было тогда иначе, чем теперь. Тогда вы могли быть свободным народом, - вот
чем могли вы быть тогда, если бы не русские большевики вами тогда
овладели!.. Кто нес вам свободу, независимость тогда? Мы, немцы!.. Это
называлось тогда по-украински, вы знаете, само-стийность, - вот как это
называлось, украинцы!.. Так я говорю? - вдруг перебил он свою речь вопросом,
однако ему никто не ответил, и он продолжал, слегка взглянув на полковника:
- Я говорю так, как надо: самостийность, и мы, немцы, вам ее дали, они же,
русские, - показал он пальцем на Молодушкина и других, - у вас ее отняли!..
Они, русские большевики, с которыми мы воюем, отняли у вас все, чем вы жили:
хозяйство, землю, завели эти самые кол-хо-зы, которые вы, - нам хорошо
известно это, - ненавидите изо всех сил!.. Они отняли у вас религию, да,
даже ре-ли-гию, а вы были такие религиозные - в каждом хуторе церковь и ваш
этот, как называется, поп!.. Они уничтожили по-ме-щика, да, которого вы
почи-та-ли... у которого вы... могли брать в аренду землю!.. Они, это они,
русские, - он опять указал пальцем на Молодушкина, - ввели у вас большевизм,
который вы ненавидите!
Тут фон Ган посмотрел искательно на барона Гебзаттеля, и тот при слове
"большевизм" качнул одобрительно головой.
- Вот врет-то, - буркнул Плотников Молодушкину.
Очеретько же, обращаясь к Задорожному вполголоса, сказал то же самое,
только по-украински:
- Бреше, як цюцик!
Но кивок командира полка окрылил обер-лейтенанта, и он закончил речь с
подъемом:
- Повторяю вам, украинцы, мы воюем не с вами, а с ними, с русскими
большевиками! Они - наши враги, они - ваши враги!.. Сзади вас яма! Столкните
сейчас же туда эту нечисть, и тогда-а... тогда мы вас будем лечить,
украинцы, и мы вас вылечим, и мы вас пустим домой к своим семьям!.. Поняли?
Ну... начинай!
Он приостановился, но, не видя ни малейшего движения среди четырех
украинцев, скомандовал раздельно:
- На-чи-най!
Очеретько слегка толкнул Задорожного, однако тот видел и сам, что ему
надо ответить за всех своих, как старшему, и, кашлянув, начал:
- Во-первых, разрешите сказать вам, что это вы напрасно даже и сделали,
нас разделили на русских и украинцев: мы все одинаково советские бойцы...
- Постой, постой! - закричал фон Ган. - Ты что это мне по-русски? Ты -
украинец?
- Украинец!.. А вам як хочеться, щоб я по-вкраински балакав, то я можу
и по-вкраински...
- Постой, постой! - вновь перебил фон Ган, не ожидая для себя ничего
подходящего от сержанта, и указал на Очеретько, спросив предварительно: -
Как твоя фамилия?
- То не важить, яка в мэнэ хвамилия, а шо касаемо вкраинец, то як же
нi! - расстановисто начал Очеретько. - Вкраинец, та ше из-пiд Пирятина... А
як вы хвалилися, шо все чисто знаете, то може й то знаете, шо Пирятин - вiн
скрiзь усiм приятель, так же, бачите, и русьским... Касаемо земли, то вже ж
усiм звiсно, - землю мы получили паньску у вiчность... Касаемо леригия, -
это ж кому як завгодно, - хиба ж у нас на леригию е запрет? А шобы Хитлера
вашего замiст иконы встретить, то, сказать вам прямо, не требо, хай ему бiс!
A касаемо помiщикiв...
Очеретько хотел "касаемо помiщикiв" отмочить в заключение штуку, какую
приготовил, но фон Ган не дал ему закончить. Пусть ни командир полка, ни
кто-либо из офицеров и не понял, что именно сказал про Гитлера этот дерзкий
украинец, зато он понял и закричал визгливо:
- Молчать, мерзавец!.. Сейчас же столкай всех русских в яму, ну!
Иначе... Иначе... - он только показал Очеретько кулак, на момент
захлебнувшись от негодования, но вместо Очеретько ответил на его визг
Готковой:
- Касаемо русьских, то они у нашему Союзи на равних правах з нами,
вкраинцами, так же само й в Красной Армии, и того вы не дождетесь, щоб мы
их, товарищей своих рiдных, куды-сь товкали!
- Ага! Та-ак?.. Так вон вы какие попались подлецы! - вне себя от того,
что провалилась его затея, закричал фон Ган. - В таком случае вы, вы,
русские, столкайте их, их, этих мерзавцев!
- Как смеешь называть их мерзавцами, ты-ы-ы, хлюст! - в тон ему, так же
высоко и резко закричал Молодушкин, ставший вдруг страшным со своими впалыми
закровавленными щеками, потемневшими глазами и порывистым наклоном тела
вперед.
- Провокацией занимаешься, сволочь, дурак?! Не на тех напал, гнида! -
неожиданно громко выкрикнул в поддержку Молодушкину самый слабый на вид из
всех восьмерых - Семенов.
И обер-лейтенант фон Ган, родившийся и проведший детство, отрочество и
юность в имении в Курской губернии, где не только были липовые аллеи, но и
высокие цитроны в больших кадках в зимнем саду, потерял всю свою выдержку.
Он выхватил револьвер из кобуры и выстрелил в Семенова, потом в
Молодушкина, потом в Очеретько... Тут же подскочили и конвойные, выставив
штыки...
Борьба у края воронки не могла быть ни яростной, ни долгой. Безоружные
раненые, и без того еле державшиеся на ногах, не могли сопротивляться, и
через минуту жесткая желтая земля уже летела вниз, засыпая иных убитых, иных
еще живых восьмерых бойцов, а посрамленный затейник обер-лейтенант уходил к
хате сельсовета, держась на шаг сзади высокопарного барона Гебзаттеля,
имевшего несколько недовольный вид.
Процитирую напоследок только найденный замечательным другом и Человеком с большой буквы, недавно ушедшим от нас
![[info]](https://l-stat.livejournal.com/img/userinfo.gif?v=1)
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
У края воронки
( Read more... )
- Украинцы!.. Мы все понимаем, все знаем! Вас заставили сражаться
против нас большевики, - мы это знаем. В восемнадцатом году, тогда... все
было тогда иначе, чем теперь. Тогда вы могли быть свободным народом, - вот
чем могли вы быть тогда, если бы не русские большевики вами тогда
овладели!.. Кто нес вам свободу, независимость тогда? Мы, немцы!.. Это
называлось тогда по-украински, вы знаете, само-стийность, - вот как это
называлось, украинцы!.. Так я говорю? - вдруг перебил он свою речь вопросом,
однако ему никто не ответил, и он продолжал, слегка взглянув на полковника:
- Я говорю так, как надо: самостийность, и мы, немцы, вам ее дали, они же,
русские, - показал он пальцем на Молодушкина и других, - у вас ее отняли!..
Они, русские большевики, с которыми мы воюем, отняли у вас все, чем вы жили:
хозяйство, землю, завели эти самые кол-хо-зы, которые вы, - нам хорошо
известно это, - ненавидите изо всех сил!.. Они отняли у вас религию, да,
даже ре-ли-гию, а вы были такие религиозные - в каждом хуторе церковь и ваш
этот, как называется, поп!.. Они уничтожили по-ме-щика, да, которого вы
почи-та-ли... у которого вы... могли брать в аренду землю!.. Они, это они,
русские, - он опять указал пальцем на Молодушкина, - ввели у вас большевизм,
который вы ненавидите!
Тут фон Ган посмотрел искательно на барона Гебзаттеля, и тот при слове
"большевизм" качнул одобрительно головой.
- Вот врет-то, - буркнул Плотников Молодушкину.
Очеретько же, обращаясь к Задорожному вполголоса, сказал то же самое,
только по-украински:
- Бреше, як цюцик!
Но кивок командира полка окрылил обер-лейтенанта, и он закончил речь с
подъемом:
- Повторяю вам, украинцы, мы воюем не с вами, а с ними, с русскими
большевиками! Они - наши враги, они - ваши враги!.. Сзади вас яма! Столкните
сейчас же туда эту нечисть, и тогда-а... тогда мы вас будем лечить,
украинцы, и мы вас вылечим, и мы вас пустим домой к своим семьям!.. Поняли?
Ну... начинай!
Он приостановился, но, не видя ни малейшего движения среди четырех
украинцев, скомандовал раздельно:
- На-чи-най!
Очеретько слегка толкнул Задорожного, однако тот видел и сам, что ему
надо ответить за всех своих, как старшему, и, кашлянув, начал:
- Во-первых, разрешите сказать вам, что это вы напрасно даже и сделали,
нас разделили на русских и украинцев: мы все одинаково советские бойцы...
- Постой, постой! - закричал фон Ган. - Ты что это мне по-русски? Ты -
украинец?
- Украинец!.. А вам як хочеться, щоб я по-вкраински балакав, то я можу
и по-вкраински...
- Постой, постой! - вновь перебил фон Ган, не ожидая для себя ничего
подходящего от сержанта, и указал на Очеретько, спросив предварительно: -
Как твоя фамилия?
- То не важить, яка в мэнэ хвамилия, а шо касаемо вкраинец, то як же
нi! - расстановисто начал Очеретько. - Вкраинец, та ше из-пiд Пирятина... А
як вы хвалилися, шо все чисто знаете, то може й то знаете, шо Пирятин - вiн
скрiзь усiм приятель, так же, бачите, и русьским... Касаемо земли, то вже ж
усiм звiсно, - землю мы получили паньску у вiчность... Касаемо леригия, -
это ж кому як завгодно, - хиба ж у нас на леригию е запрет? А шобы Хитлера
вашего замiст иконы встретить, то, сказать вам прямо, не требо, хай ему бiс!
A касаемо помiщикiв...
Очеретько хотел "касаемо помiщикiв" отмочить в заключение штуку, какую
приготовил, но фон Ган не дал ему закончить. Пусть ни командир полка, ни
кто-либо из офицеров и не понял, что именно сказал про Гитлера этот дерзкий
украинец, зато он понял и закричал визгливо:
- Молчать, мерзавец!.. Сейчас же столкай всех русских в яму, ну!
Иначе... Иначе... - он только показал Очеретько кулак, на момент
захлебнувшись от негодования, но вместо Очеретько ответил на его визг
Готковой:
- Касаемо русьских, то они у нашему Союзи на равних правах з нами,
вкраинцами, так же само й в Красной Армии, и того вы не дождетесь, щоб мы
их, товарищей своих рiдных, куды-сь товкали!
- Ага! Та-ак?.. Так вон вы какие попались подлецы! - вне себя от того,
что провалилась его затея, закричал фон Ган. - В таком случае вы, вы,
русские, столкайте их, их, этих мерзавцев!
- Как смеешь называть их мерзавцами, ты-ы-ы, хлюст! - в тон ему, так же
высоко и резко закричал Молодушкин, ставший вдруг страшным со своими впалыми
закровавленными щеками, потемневшими глазами и порывистым наклоном тела
вперед.
- Провокацией занимаешься, сволочь, дурак?! Не на тех напал, гнида! -
неожиданно громко выкрикнул в поддержку Молодушкину самый слабый на вид из
всех восьмерых - Семенов.
И обер-лейтенант фон Ган, родившийся и проведший детство, отрочество и
юность в имении в Курской губернии, где не только были липовые аллеи, но и
высокие цитроны в больших кадках в зимнем саду, потерял всю свою выдержку.
Он выхватил револьвер из кобуры и выстрелил в Семенова, потом в
Молодушкина, потом в Очеретько... Тут же подскочили и конвойные, выставив
штыки...
Борьба у края воронки не могла быть ни яростной, ни долгой. Безоружные
раненые, и без того еле державшиеся на ногах, не могли сопротивляться, и
через минуту жесткая желтая земля уже летела вниз, засыпая иных убитых, иных
еще живых восьмерых бойцов, а посрамленный затейник обер-лейтенант уходил к
хате сельсовета, держась на шаг сзади высокопарного барона Гебзаттеля,
имевшего несколько недовольный вид.